— Да я в его врачебных талантах не сомневаюсь! Только что-то с ним не так. К тому же никто до сих пор не знает, откуда он взялся. Никаких сведений о его прошлом. И, по правде говоря, на этого демона он похож. Что-то неуловимое есть, и в лице, и в манере. Игнат потому за ним, как щенок и таскается. Он же к демону ближе всех подошёл. Что тот с ним сделал, не знаю, только парнишка наш сильно по нему скучает, потому и к МакЛарену липнет.
Оршанин промолчал, но припомнил вдруг, как когда-то, в самом начале их знакомства проговорился доктор, что был в аду. Что он имел тогда в виду, Кирилл не понял, только глаза его в тот момент так полыхнули адским пламенем, что всякое повидавшему Кириллу стало не по себе. А потом вспомнилось, как расширились зрачки у Антона Вербицкого, и предательски дрогнул голос, когда он заговорил о какой-то тайне. «Ты меня о нём не спрашивай. Я не знаю, что с ним произошло, и знать не хочу. Меня это не касается». А потом припомнился и золотистый свет, который лился из ладоней доктора в почти умершую инопланетную птицу, и как эта птица вдруг встрепенулась и ожила. И как изменился за этот год доктор МакЛарен, вдруг сменил элегантные костюмы и шёлковые свитера дома моды Де Лорма, которые носил вне звездолёта, на потёртые джинсы, отрастил волосы, вставил в ухо серьгу, стал резок и насмешлив с членами экипажа. Он словно, установил дистанцию, не подпуская к себе слишком близко никого, кроме старпома де Мариньи и, конечно, командира.
Вспомнив о Северовой, Кирилл словно наяву увидел её радостный взгляд, устремлённый на баркентину, счастливую улыбку и то, как бережно она прижимала к груди маленькую дочку. Хотя глаза у девочки, и правда, были зелёные.
— А как этот демон выглядел? — спросил он у Карнача, ожидавшего его реакции.
Тот неопределённо пожал плечами.
— На первый взгляд, вроде, обычно. Молодой, высокий, тонкий, звонкий, только плечи широкие. И белый, словно весь из мрамора выточен. Волосы тёмно-русые. Скулы широкие, как у МакЛарена, только чуть скошенные. Глаза… — Карнач невольно вздохнул. — Прозрачные, холодные, блестящие, как лёд в горах, то мерцают, то пламенем горят. И ресницы, густые, длинные, золотистые, иногда рыжеют, как огонь. Я эти глаза в жизни не забуду.
— А за что ты его так невзлюбил? — поинтересовался Кирилл. — Я что-то не припомню, чтоб он кому-то что-то худое сделал.
— Он и мне ничего не сделал, разве что, на изнанку вывернул.
Оршанин какое-то время задумчиво смотрел на него, а потом спросил:
