Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног. Тысячу нежностей Ермолаю Фёдоровичу и поклон г-ну Вульфу.
25 июля
Снова берусь за перо, ибо умираю с тоски и могу думать только о вас. Надеюсь, вы прочтете это письмо тайком – спрячете ли вы его у себя на груди? ответите ли мне длинным посланием? пишите мне обо всем, что придет вам в голову, – заклинаю вас. Если вы опасаетесь моей нескромности, если не хотите компрометировать себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным именем, – сердце мое сумеет вас угадать.
Если выражения ваши будут столь же нежны, как ваши взгляды, – увы! – я постараюсь поверить им или же обмануть себя, что одно и то же.
Знаете ли вы, что перечтя эти строки, я стыжусь их сентиментального тона – что скажет Анна Николаевна? Ах вы, чудотворка или чудотворица!
Знаете что? Пишите мне и так, и эдак, – это очень мило» (фр.).
Последнюю строчку Пушкин, как бы для примера, написал поперёк письма в разных направлениях.
Пушкин – А.П. Керн
13 и 14 августа 1825 г. Михайловское
«Перечитываю ваше письмо вдоль и поперек и говорю: <милая! прелесть!> божественная!.. а потом: <ах, мерзкая!> — Простите, прекрасная и нежная, но это так. Нет никакого сомнения в том, что вы божественны, но иногда вам не хватает здравого смысла; ещё раз простите и утешьтесь, потому что от этого вы еще прелестнее.
<…>
Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? очень он мне нужен – разве у хорошеньких женщин должен быть характер? Главное – это глаза, зубы, ручки и ножки – (я прибавил бы еще – сердце, но ваша кузина очень уж затаскала это слово). Вы говорите, что вас легко узнать; вы хотели сказать – полюбить вас? вполне с вами согласен и даже сам служу тому доказательством: я вел себя с вами, как четырнадцатилетний мальчик, – это возмутительно, но с тех пор, как я вас больше не вижу, я постепенно возвращаю себе утраченное превосходство и пользуюсь этим, чтобы побранить вас. Если мы когда-нибудь снова увидимся, обещайте мне… Нет, не хочу ваших обещаний: к тому же, письмо – нечто столь холодное, в просьбе, передаваемой по почте, нет ни силы, ни взволнованности, а в отказе – ни изящества, ни сладострастия.
Итак, до свидания – и поговорим о другом. Как поживает подагра вашего супруга? Надеюсь, у него был основательный припадок через день после вашего приезда. <Поделом ему!> Если бы вы знали, какое отвращение, смешанное с почтительностью, испытываю я к этому человеку! Божественная, ради Бога, постарайтесь, чтобы он играл в карты и чтобы у него сделался приступ подагры, подагры! Это моя единственная надежда!
