Жёстко. Но вряд ли и Александр Сергеевич, окажись он «на месте» Тургенева, полюбил бы – да ещё столь пламенно и безответно! – отнюдь не обаятельную, хотя, безусловно, талантливую певицу Полину Виардо.
Слава Богу, Анне Петровне не довелось прочесть сей пристрастный отзыв, чуть сглаженный замечанием: «Приятное семейство, немножко даже трогательное!»
В ноябре следующего года Александр Васильевич вышел в отставку с чином коллежского асессора и весьма скромной пенсией. В Петербурге на неё было не прожить – пришлось супругам покинуть блестящую столицу.
Начались новые скитания: сельцо Сосницы, Москва, тверские поместья, Киев, Лубны…
Александр Васильевич всю жизнь вел не лишенные наблюдательности и остроумия записи: «…Лубны достойны замечания по своему древнему живописному положению и прекрасному климату. Верно, тут в древности промышляли лубом, а может, как некоторые думают, любовью, и от того и город получил свое название».
В «Записках» Маркова-Виноградского немало острот, шуточных стихов и эпиграмм, приписываемых Пушкину, кои со слов любимой «душечки» и современников поэта он добросовестно переносит в тетради. Поистине, его записки-дневники настоящий кладезь для будущих историков, ведь на старых страницах оживают воспоминания об известнейших личностях: Николае I, Крылове, Александре II, Жуковском, графе Михаиле Вильегорском, князе Сергее Долгоруковом, Филиппе Вигеле… Достало в них места и необычным свидетельствам: так, поэт Евгений Баратынский имел якобы намерение жениться на Ольге Пушкиной!
Живо и образно повествует Александр Васильевич о близких ему семействах: Полторацких, Вревских, Мамоновых, Понафидиных, Львовых, Олениных, Безобразовых…
Странствиям супругов, казалось, несть конца. Не было и своего дома – останавливались Марковы-Виноградские то у родных, то у друзей. А бедность с пугающей быстротой гналась за ними по пятам. Анна Петровна пыталась заняться переводами – такие попытки она делала прежде, еще при жизни Пушкина, обращаясь к нему за советом, – но из той затеи ничего не вышло. Дошло до того, что ей пришлось расстаться с последним сокровищем – письмами Пушкина: продать их по пяти рублей за штуку!
Надо отдать должное Алексею Вульфу, кузену и былому любовнику Анны, однажды он пришел на помощь, прислав ей сто рублей. «Бедная моя старушка прослезилась, – с умилением замечал её муж, – и поцеловала радужную бумажку, так она пришлась кстати…»
Есть в том некая странность: Александр Васильевич никогда не называл жену по имени, а только ласково, по-домашнему: «мамаша», «старушка», «голубушка моя родная», «моя милая голубушка». Престарелая «блудница» долгой страдальческой жизнью вполне искупила былые грехи.
