Японские же делегаты были совершенно искренни с нами — рассказывали о своих проблемах, о личных делах, о работе и учебе, о своих надеждах и мечтах. И более всего их заботили поиски путей к миру.
Между тем я встретился с представителями Гэнсуйкин, Гэнсуйке и Общества японско советской дружбы, чтобы заполучить у них информацию для Международного отдела. Позже, в Москве, мои докладные записки заслужили похвалу.
Один человек недавно спросил меня: „Стас, по тебе почти сразу видно, что ты нонконформист, даже в душе ты — мятежник. Как же тебе удавалось все эти годы делать карьеру?”
Я и сам частенько задавал себе этот вопрос и должен сказать, что простого и однозначного ответа на него не существует. Это верно, что я вечно, все подвергал сомнению и зачастую приходил к выводам, противоположным тем, что всем нам втолковывали. Но более существенным было то, что я был молод, честолюбив и жаждал сделать карьеру. А кроме того, я в то время искренне верил, что занимаюсь правильным делом, правильным и необходимым для блага моей страны. Веря в это, я прилагал все усилия к тому, чтобы в совершенстве овладеть своим делом, которое состояло в том, чтобы выискивать подходящих иностранцев и склонять их к принятию советской точки зрения. С течением времени я становился все изощреннее, все опытней в своем деле.
А потом мне подсунули „наживку” — Международный отдел сообщил, что мне пора перейти из Комитета защиты мира в Советский комитет солидарности стран Азии и Африки. Внешне это выглядело, как продвижение по службе. В сущности же это был замаскированный перевод в Международный отдел ЦК. Так я оказался в зоне действия обратного прибойного потока, который в конце концов захватил меня и увлек в воды КГБ.
