Сораса пригнулась и вывернулась из хорошо знакомого ей захвата, который она сама освоила много лет назад. Обнажив зубы, она бросила злой взгляд на того, кто собирался на нее напасть.
Но нападения не последовало.
– Гарион, – прошипела она.
Окружавшая их толпа молельщиков начинала редеть.
Лицо мужчины скрывал капюшон – равно как и ее собственное, – но, чтобы его узнать, Сорасе было необязательно видеть его черты. Гарион превосходил ее ростом, а его кожа казалась белой даже в тени. Прядь грязно-коричневых волос падала на его темные глаза – точно так же, как в те времена, когда он был мальчишкой. Сораса отдавала предпочтение простой одежде землистых оттенков, не привлекавшей ненужных взглядов, Гарион же выбирал кричаще-яркие цвета. Алую тунику и мантию, расшитые серебром, было невозможно не заметить.
Мужчина холодно усмехнулся.
– Не знал, что ты промышляешь воровством, Сарн, – прошипел он на айбалийском. Хотя Гарион выучил этот язык еще в детстве, он не был ему родным и до сих звучал в его устах как нечто чужеродное.
Сораса отмахнулась от него. На пальцах Гариона виднелись черные татуировки, точно такие же, как у нее.
– Вероятно, твой моральный компас нуждается в починке, – отозвалась она. – Я увела убийство у тебя из-под носа. Насколько я понимаю, тебя заботит именно эта кража?
Гарион поджал губы.
– Веретено тебя побери, Сораса, – выругался он. – Существуют правила. Гильдейский контракт дается одному человеку, и лишь ему одному.
Эти постулаты проникли под ее кожу глубже, чем любая татуировка или шрам. Сорасе захотелось закатить глаза, но она уже давно научились обуздывать эмоции и сохранять бесстрастное выражение лица.
Поэтому она развернулась на каблуках и стремительно зашагала прочь.
– Зависть тебе не к лицу.
Как она и думала, Гарион последовал за ней. Сорасе вспомнились иные времена. Но они миновали давным-давно, поэтому она сжала одну руку в кулак, а другую поднесла поближе к кинжалу, свисавшему с ее бедра. Если он выхватит оружие, она будет готова.
– Думаешь, я завидую? Это навряд ли, – процедил Гарион сквозь сжатые зубы.
Они догнали последователей культа Майры и теперь проворно пробирались сквозь толпу.
– Тебя нарекли и поставили на тебе метку. Сколько крови ты ни прольешь, все равно не сможешь изменить то, что было начертано.
Она вдруг ощутила неприятный зуд: это чесалась длинная вертикальная татуировка, которая появилась на ее ребрах меньше года назад. В отличие от прочих меток, которые должны были приносить удачу или служили напоминанием о победах, именно эту поставили на коже Сорасы против ее воли.
