Нужно просто вдохнуть и взять себя в руки. И сделать хоть что-нибудь, чтобы не быть безмозглой болванкой, которая просто стоит и смотрит, как на ее глазах здоровенный злой мужик избивает тощего пацана.
Нужно вызвать «неотложку», пока Марат не превратил рыжего мальчишку в кусок отбитого мяса.
Но, вопреки моим предположениям, Дьявол не падает.
Он только с видимым усилием поворачивает голову, которую от удара запрокинул назад до противного хруста шейных позвонков. Поворачивает, смотрит на Островского затуманенным взглядом и тыльной стороной ладони медленно вытирает кровь с разбитой губы.
— Какого хера?! — не понимает Островский, потому что, видимо сам того не осознавая, трясет рукой, словно хочет смахнуть боль от удара. — Ты снова напился? Обдолбился какой-то херотой и пришел насрать мне на порог?
Я отступаю в сторону, пытаюсь найти взглядом телефон, потому что своего у меня пока нет. Это было одно из условий Марата: свой новый телефон я должна буду получить в ближайшее время. Не трудно догадаться, что он будет настроен таким образом, чтобы отслеживать каждый мой шаг, каждое написанное сообщение и каждый телефонный разговор.
Домашние работники, которые сначала прибежали на шум, под злым взглядом хозяина молниеносно расползаются по углам как тараканы. Не остается никого, кроме трех высоких крепких мужчин. Их «прически» — почти наглухо бритые головы — и типовые черные костюмы более чем многозначительно говорят, в качестве кого эта троица здесь работает.
Почему никто ничего не делает?
Почему никто не вызовет полицию и скорую?!
— Данилов?! — продолжает зверствовать Островский, и самый высокий из троицы выступает вперед. Точно как терминатор, даже наушник есть. — Я еще раз спрашиваю — как эта мразь оказалась в моем доме, если я дал четкие распоряжения?
— Марат Игоревич, проверим камеры… — говорит он. — Все меры безопасности в порядке — утром только проверил.
— Тогда как же эта тварь оказалась в моем доме, на моем диване?!
Рэйн медленно растягивает окровавленные губы в безумной улыбке.
Зубы у него тоже в крови, и он лениво слизывает ее кончиком языка.
Меня снова трясет.
Почему, ради бога, он назвал меня «мамочкой»?
— У тебя хуевые охранники, Островский. — Голос у Рэйна хриплый и тяжелый, но, словно в пику внешнему виду сумасшедшего, абсолютно трезвый. — Дальше своего носа не видят.
— Что ты сказал?! — снова заводится Марат.
И снова сжимает руку в кулак, чуть группируясь, как будто ему не привыкать вот так поучать всякого, кто переступает порог его дома.
