И, напоследок, ещё о моих страхах. Как меня пугают некоторые пустые пространства, очерченные арками, вот так же тревожит меня небо над узкими, обрамлёнными высокими зданиями улицами, которые внезапно исчезают за крутыми поворотами.
Тем вечером его сознание действительно было предрасположено к изысканности, поэтому на выходе из театра он сделал ещё одно неординарное заявление:
– Мой дорогой Лусиу, Вы будете чрезвычайно удивлены, но я Вас уверяю, что время, потраченное нами на это вздорное ревю, не потеряно даром. Я осознал основную причину моего страдания. Помните ту сцену с курятником? Бедные птицы хотели спать. Они всё прятали клювы под крылья, но тут же пробуждались, напуганные световыми струями прожекторов, освещавших «пернатых звёздочек», и прыжками клоунов… Вот так же, как эти несчастные пернатые, так и моя душа вскакивает в испуге спросонья — отчётливо понял я, глядя на них. Да, моя душа хочет заснуть, а её ежеминутно пробуждают яркие вспышки и буйные окрики: это мои страсти, пылкие мысли, суматошные стремления – золотые мечты, серые факты… Я бы меньше страдал, если бы она никогда и не могла заснуть. Ведь что больше всего обостряет мою адскую пытку? То, что часто моя душа фактически разрушается во сне, с уже закрытыми глазами — простите эту нескладную фразу. Только она провалится в сон, как тут же страсти её терзают – и она вновь просыпается от тяжёлого сна с тупой болью…
Чуть позже, возвращаясь к этому заявлению, он добавил:
– Моё душевное страдание, хотя и без причины, за эти последние дни так усилилось, что сейчас я физически ощущаю свою душу. О! это ужасно! Моя душа не только страшится – моя душа кровоточит. Душевные боли превращаются во мне в настоящие физические страдания, ужасные страдания, которые я физически воспринимаю – не своим телом, а духом. Согласен, это очень трудно объяснить другим. Тем не менее, поверьте мне: клянусь Вам, что это так. Я говорил Вам недавно, что моя душа всё время пугается спросонья. Да, моя несчастная душа смертельно устала, а ей не дают уснуть; она зябнет, а я не могу её согреть! Она вся целиком затвердела! Вся иссохла, сковала меня; так что попытки сдвинуть её, то есть, размышлять, причиняют мне теперь страшную боль. И чем больше моя душа твердеет, тем острее я желаю размышлять! Вихри мыслей – безумных мыслей! – проносятся сквозь мою душу, разлагают её, расщепляют её, раздирают её в умопомрачающем истязании! До тех пор, пока однажды – о! это неизбежно! – она не треснет и не разорвётся на тысячи клочков… Бедная моя душа! Бедная моя душа!
