. Ранние греческие переводчики Библии прочитали древнееврейское mesillah как «затененное», «тенистое место», однако последующая традиция, основываясь на несколько иной огласовке, предпочитает читать «глубокое место», «углубление» (отсюда КВЗ: «узкая долина»). Но это почти безусловно то же самое место, которое в эллинизированной форме Bemeselis (т. е. bêth «дом», «место чего-л» + mesillah) упоминает Иосиф (ИВ I, 4, 6; § 96) с альтернативным названием Bethom (т. е. bêth + ’omi «тень», ИД XIII, 14, 2; § 380). Именно до этого места жрец-правитель Иудеи Александр Яннай (103—76 годы до н. э.) преследовал зачинщиков поднятого против него восстания после их поражения, отсюда же после успешной осады поселения влек он побежденных в Иерусалим, чтобы распять их там вместе с восемьюстами единомышленниками. И сам инцидент, и идентификация населенного пункта имеют огромное значение для исследования свитков Мертвого моря, поскольку возникают весьма солидные основания, чтобы связывать восстание против Янная с ессеями и их историей. Один из найденных в пещерах свитков в нарочито неясных, но все же поддающихся истолкованию выражениях повествует о восстании и с ужасом рассказывает о распятии. Глава ессейской общины, так называемый Учитель праведности, предательски пал от руки человека, названного в свитках «нечестивым жрецом», давно уже отождествляемого с Александром Яннаем. Мне довелось как-то высказать мнение, что Учитель, по всей вероятности, был замешан в восстании на его ранней стадии, но затем, не дожидаясь исхода борьбы, увел свою общину в изгнание в пустыню (DSS, 98). Не будет ли в связи с этим наиболее естественным предположить, что оставшиеся в живых зачинщики восстания после поражения воспользовались последним шансом на спасение и в поисках убежища бежали в эти пустынные места и Учителю теперь уже против воли пришлось принять их. Это означало конец, и другой свиток сообщает нам в зашифрованной искусной игрой слов форме, как в некий день искупления в «доме изгнания» Учителя появился «нечестивый жрец» и «заставил его испить чашу яда своего». Последняя фраза — хорошо доказанный эвфемизм выражения «умертвил его», и трудно было бы предположить иной способ умерщвления Учителя, нежели тот, которому подверглись восемьсот других повстанцев. Более того, нельзя не признать, что неоднократно упоминаемая фраза о «чаше» в устах Иисуса, предвидевшего свое распятие иудеями, подстрекаемыми верховным жрецом, является чем-то бóльшим, нежели простым совпадением (ср. Мт XX, 22–23; XXVI, 39; Ин XVIII, 11 и т. д.).
