«Наша украинская газета еще мало распространяется на селе, — констатировал на 1-м Всеукраинском учительском съезде делегат из Харьковской губернии (столичной в то время). — Почему? Возьму пример: у нас на Харьковщине на селе русская газета "Харьковский пролетарий" по каким-то причинам лучше распространяется, почему-то ее больше выписывают, чем "Селянську правду"».
[361] О том же говорил делегат Киевщины: «Украинская литература широко не идет, приходится силой распространять ее».
[362]Проверка «состояния украинизации» в Киевском сельскохозяйственном институте выявила, что хотя этот вуз «имеет в своих стенах почти полностью крестьянский местный элемент», более 25 % студентов вообще не знали украинского языка. Остальные могли изъясняться по-украински, однако язык большинства из них был «похож на своеобразный русско-украинский жаргон» (т. е. на обычный простонародный малорусский говор). Несколько лучше было положение с преподавательским составом: 36,5 % преподавателей, согласно проверке, хорошо знали украинский язык; правда, 26 % — совсем не знали его. Остальные попали в категорию слабознающих и почти не знающих.[363]
Следует подчеркнуть, что в институте проверялось только знание устной речи. Что касается грамматических правил, то, признавали украинизаторы, даже «среди тех, кто вроде бы в никакой украинизации не нуждается, среди старых сознательных украинцев в массе господствует недостаточное или даже полное незнание "грамматики" своего языка».[364]
«Над нами тяготеет еще влияние бывшей официальной русской культуры, наши языковые инстинкты вообще ослабели»,[365] — вынуждены были констатировать подручные Л. М. Кагановича. Это касалось даже самых украинизированных субъектов, занимавшихся на «курсах украинознавства» высшей категории. (Существовали курсы четырех типов: «ликбезовские группы, так называемые нормальные, повторно-повышенные и самые высокие»).[366] Слушатели курсов такого типа уже прошли обучение на курсах более низких категорий и получили статус «хорошо знающих» украинский язык. К тому же на «наивысшие курсы», в отличие от остальных, записывались добровольно (из карьеристских соображений, а иногда по причине «пробудившейся» «национальной сознательности»). Казалось бы, эти «курсанты» должны были составлять гордость украинизаторов. Однако, признавали преподаватели курсов, «словарный материал нашего слушателя в большинстве так загрязнен русизмами, жаргонизмами и т. п., что приходится в курс самой высшей группы вводить специальные часы, чтобы культивировать правильную лексику и искоренить все чужое украинскому языку».
