Раньше я это всё только видел, но теперь посторонняя энергия безжалостным катком проходится по моей собственной. Чужие энергетические сгустки откладываются на ауре тяжёлыми отпечатками и тут же меняют моё настроение, а порой и самочувствие. Так, например, ауры Емели и Шевы очень светлые. Общаться с ними приятно, их отпечатки меня не тревожат, напротив, заряжают волной позитива и хорошего настроения.
С Борисом и Циркулем всё иначе. Эти вечно хмурятся, о чём-то раздумывают, их ауры серые. Такие отпечатки мне уже даются с трудом, потому я стараюсь их избегать, пока не научусь контролировать новую силу. Бывает, за день я успеваю пообщаться с уймой людей и собрать на себе столько чужой энергетики, что к вечеру хочется взвыть. Голова раскалывается на части, немного подташнивает, да и вообще — приятного мало.
Пока в крепости есть только одно спасение от недуга — моя Тири. Аура девушки столь чиста и светла, что рядом с ней все посторонние сгустки тут же растворяются без остатка. Она всегда полна любви и веселья. Нежный голосок и наивные речи поднимают моё настроение до небес, а сама красавица давно стала больше чем просто любимой. Тири мой островок спокойствия и уюта в бушующем океане эмоций, только она способна меня успокоить и настроить для новых свершений.
В общем, каждый человек раздражает мою ауру по-своему. Разговор с Тимом чуть в могилу меня не загнал. Его энергия чёрная, мне даже стоять рядом с ним тяжело. Видно, Тима поглотила депрессия, она пожирает его изнутри и медленно сводит с ума. Впервые я заметил это после гибели Ульмы. Я надеялся, что всё пройдёт, что Тим справится сам, потому, наверное, и старался держаться подальше. Слишком тяжело мне было воспринимать его душевные терзания, но откладывать было больше нельзя. Тима нужно возвращать к жизни, и сам-то я точно не справлюсь.
Приходил в себя я больше минуты. Когда в глазах прояснилось, тут же поспешил выйти на улицу: под тёплое солнце, под пение лёгкого ветра и трели пичуг в гнёздах под черепицей. Мне нужно было к плотникам. Две недели я их не тревожил, пора было справиться о делах.
В мастерской было шумно, у столов трудились десятки мужчин: что-то сверлили, крутили, пилили. Помещение заполнилось ароматами свежей стружки и палёного дерева, лёгкий гул и смех отбивались от стен, разлетаясь по коридорам Угрюмой.
— Приветствую славных мастеров, — сказал я, пройдя в дверь.
— День добрый, сир, — склонил голову Урти.
