Арчи бросает взгляд на полицейских, внимающих громкому, но в то же время странным образом приглушенному голосу невидимого человека (несомненно, шефа), и осторожно выдергивает конверт. Затем, стараясь ступать как можно мягче, он прокрадывается к себе в кабинет и тихонько притворяет за собой дверь.
Там он хватает канцелярский нож с ручкой из слоновой кости и вскрывает конверт. Со сложенного листка бумаги на него выпрыгивают остроконечные буквы – размашистый почерк жены. Время сильно поджимает, но на то, чтобы пробежать глазами весь текст, требуется больше пары секунд. Закончив, он отрывает взгляд от письма и чувствует, что, пробудившись от легкой дремы, попал в кошмарный сон. Когда и как, черт побери, она умудрилась это написать – не в смысле откуда у нее время, а в смысле откуда у нее такая дальновидность, такая проницательность, такая упорная расчетливость?
Арчи кажется, будто и без того узкий кабинет сжимается вокруг него, и ощущает удушье. Но он понимает, что надо действовать. Из письма очевидно, что это не он придумал некий план, а наоборот, сам – не более чем объект чужого замысла, загнанный в лабиринт, откуда необходимо отыскать выход. Швырнув письмо на стол, он принимается шагать по комнате, которая на глазах становится мрачнее из-за надвигающейся грозы. Во имя всего святого, что же ему делать?!
В одном он уверен. Да, он готов принять кару, но сам вручать ключи тюремщику тоже не собирается. Это письмо не должен увидеть никто. Подойдя к камину, он бросает послание вместе с конвертом в пламя и смотрит, как сгорают слова Агаты.
19 октября 1912 г.
Эшфилд, Торки, Англия
Выйдя от Меллоров, я перешла дорожку и припустила домой в Эшфилд. Мы c Максом Меллором, моим приятелем, весело играли в бадминтон, когда служанка позвала меня к телефону. Это была мама, которая строгим голосом наказала мне вернуться, поскольку меня «уже целую вечность» дожидается неизвестный молодой человек. Сначала она говорила ему, что я буду через четверть часа, но, когда я не явилась в обозначенный срок, – а он все не уходил и не уходил, а я все не возвращалась и не возвращалась, – она была вынуждена прибегнуть к телефону. Кем бы ни оказался этот несчастный, он не разглядел, должно быть, ни одного из намеков, которыми мама давала понять, что ему, пожалуй, уже пора.
Если бы не мама, я ни за что не пошла бы сейчас домой, тем более что мы с Максом так прекрасно разыгрались. Жизнь в Торки целиком состояла из таких ленивых часов. Днем – импровизированные пикники, водные и верховые прогулки, спортивные развлечения, музыкальные посиделки. На закате – тщательно организованные вечеринки с танцами в саду или в доме. Недели, месяцы проплывали в нежном, беззаботном сне, где девушка стремится к одному – заполучить жениха, и я не испытывала ни малейшего желания пробуждаться.
