Среди результатов первого путешествия Парка на первом месте по научной значимости стояло решение вопроса о направлении течения Нигера. Это было действительно крупнейшее научное достижение. Однако Парк, доказав, что река течет на восток, не ответил на другой вопрос: куда она впадает? И больше того: «реабилитация» точки зрения Геродота воскресила предположение географов древности о слиянии Нигера и Нила; в самом деле, раз воды Нигера текут с запада на восток, почему они не могут где-то в не исследованных еще центральных областях Африки слиться с водами Нила? Правда, этот взгляд встретил возражения; против него, в частности, высказался такой крупный ученый, как английский географ Джеймс Реннел (о нем у нас еще пойдет речь). Но когда европейские путешественники расспрашивали, например, египтян, туманные ответы людей, которые сами не больно-то хорошо представляли себе, где Нил начинается и какие реки в него впадают, можно было истолковать и в том смысле, что и Нил действительно вливается где-то далеко на юге большая река с Запада. Тем более что на тех, кто получил традиционное мусульманское образование, могли нанять воззрения арабских предшественников ал-Идриси, а для них единство «Нила Египта» и «Нила черных» было само собой разумеющимся. И когда в 1797 году Африканское общество дало задание очередному исследователю попытаться достигнуть Нигера с севера, молодой немецкий ученый Фридрих Хорнеман, которому предстояло осуществить эту задачу, решительно примкнул к сторонникам теории единого Нигера — Нила.
Весной 1796 года, когда Парк находился еще на пути к Нигеру, в Африканском обществе не сомневались, что он в недалеком будущем откроет исток и верховья реки. Теперь, по мнению Бэнкса и его коллег, было самое время обратить внимание на ее среднее течение. Отсюда и возник проект попытки проникнуть во внутренние области Африки с севера, по древней караванной дороге через Сахару. Дело было за человеком, которому можно было бы поручить такую миссию.
И как раз этой же весной Бэнкс получил письмо из Гёттингена. Известный анатом и антрополог профессор Блюменбах настоятельно рекомендовал вниманию казначея общества двадцатичетырехлетнего Фридриха Хорнемана, которого знал с 1791 года, еще с тех пор, когда тот учился в Гёттингенском университете. «Я досконально изучил его характер, способности, особенности, — писал Блюменбах, — и теперь могу с уверенностью утверждать, что вряд ли найдется другой человек, более подходящий для осуществления задуманного Вами предприятия». Профессор заверял Бэнкса, что мог бы сам заняться подготовкой Хорнемана к будущей экспедиции. С ним молодой человек будет изучать географию, историю, минералогию и ботанику Африки, а с его коллегами— арабский язык, математику и астрономию. Профессора-медики обеспечат Хорнеману определенный минимум медицинских знаний.
