Входная дверь дома Брахима окрашена в веселый голубой цвет, словно в прямоугольный кадр вставлен кусок чистого неба. На. двери висит медная ладонь амулет семейного очага. Голубая плоскость двери отодвигается, и я перешагиваю темноту. Ступенька, вторая, Поворот, и мы на круглой площадке миниатюрного дворика. В центре — фонтан, выложенный пестрыми лепестками глянцевой керамики. Ромбами и треугольниками мозаики разузорены стены. Таков типично марокканский дом: он как колодец, дно которого — двор, а четыре обступающие стены — это четыре двухэтажных помещения. Кстати, и плоские крыши — здесь тоже полезная площадь.
Хозяин проводит в одну из комнат. Вдоль стен — тахты в ситцевых чехлах и кругляки кожаных пуфов. Стульев нет. На стенах портреты марокканских королей и в золоченых рамках мудрые изречения из Корана. Мы по-восточному, пристрастно расспрашиваем друг друга о здоровье, о детях. О самочувствии жены у мусульманина осведомляться не следует, ибо такой интерес может быть истолкован по-разному…
Постепенно комната наполняется родственниками-мужчинами. Сбросив у порога обувь, они подходят к гостю, здороваются за руку, удобно располагаются на диванах. Силуэты женщин мелькают в сумерках во дворе. Они будут обедать отдельно, после мужчин.
Появляются две девочки, дочери Брахима, одетые в шелковые национальные платья, которые по-арабски называются кафтанами. Кафтаны расшиты блестящими, как елочная канитель, нитями. Девочки принесли таз, металлический кувшин с теплой водой, мыло и полотенце. Все вымыли руки, а сестры расставили круглые низкие столы, вернее, большие металлические подносы на трех коротких ножках. Где-то на другом конце города грохнула пушка. На столах-подносах появились дымящиеся миски с горячей густой харирой. Это национальное блюдо — острый суп из потрохов и овощей — едят в рамадан в каждой семье. Если в этот час дела задержали марокканца вдали от дома, он получит миску хариры в любой незнакомой семье — достаточно постучаться в дверь. Таков обычай, пронесенный через века.
Хозяин дома негромко произнес: «Во имя Аллаха!» Трапеза началась. Сдобренная шафраном, янтарная харира обожгла рот, вторую ложку ем осторожно, дуя на чечевицу и рис. После живительной хариры наступает отдых. Люди наконец пришли в себя после голодного дня, возникает разговор. Курить выходят во двор. А через полчаса снова все в сборе. На столах чередуются подносы с бараниной, жаренными в оливках курами, сладким слоеным пирогом бастиллой. Вилок и ножей нет и в помине, все ловко едят руками. Непривычно только вначале, а войдя во вкус, понимаешь, что национальные блюда есть руками гораздо удобнее, чем столовыми приборами. Пальцы чувствуют, что кусок слишком горячий, и ты медлишь, держишь его в руке, выжитая, пока остынет. Металлическая ложка этого не подскажет.
