Мне понравилось выражение «работать тыльной стороной руки» (кое-как), и я его тут же записал. Риф заметил это.
— Вам придется завести толстую тетрадь, — сказал он. — У ливанцев множество отличных пословиц и поговорок. Одной хорошей пословицей иногда можно высмеять, сокрушить длинную речь противника.
Риф был прав. У ливанского народа пословицы отличаются краткостью, выразительностью и глубоким смыслом. Ливанцы религиозны, но мне не один раз приходилось слышать выражение: «Час справедливости стоит тысячи месяцев молитвы». В древние времена была сложена пословица, актуально звучащая и поныне: «Если бы бедность была человеком, то я бы убил ее».
После завоевания Ливаном независимости в страну устремилась масса иностранных предпринимателей, экономических экспертов, подозрительных дельцов. И демократическая печать республики, предостерегая правительство от наплыва иностранцев, которым чужды национальные интересы Ливана, напомнила образную арабскую пословицу: «От множества матросов затонул корабль».
Мы распростились с талантливым столяром-живописцем, чью мебель можно найти в любом доме Бейт Шабаба, по чьи картины украшают стены лишь его собственного дома. Провожая нас, ремесленник вывел старенький дребезжащий велосипед — он отправлялся за очередным заказом в соседний поселок.
— А время-то здорово поело и попило на твоем велосипеде, — заметил Риф. — Пора бы купить и новый.
— Пора бы… Да не на что. Глаз не может очутиться над бровью.
Риф кивнул в мою сторону — записывай. И я записал, а рядом поставил русский синоним — «выше головы не прыгнешь».
Уже на исходе дня возвращались в Бейрут. В какой-то маленькой деревушке мы неожиданно попали на праздник сбора урожая. Ливанские крестьяне ежегодно празднуют завершение осенних полевых работ, сбор урожая (даже если урожай и не очень богатый). Целый год, проведенный в труде, надеждах и ожидании того, чем отблагодарит земля, завершается массовым гуляньем, танцами, свадьбами.
В центре деревни, окруженные односельчанами, шестеро парией под звуки свирели плясали народный танец дабка. Сначала все шестеро берутся за руки и, потихоньку притопывая, шеренгой движутся то в одну, то в другую сторону. Затем один из них, самый гибкий и ловкий, становится вожаком. Он хороводит, учащает ритм и взмахивает платком, как бы дирижируя остальными, приглашая их к бурному танцу. Вот он переходит к новому па: шаг вперед, шаг в сторону. Все слаженно повторяют это движение, а ритм все ускоряется и ускоряется. И когда танец достигает наивысшего накала, вожак падает на колени, выкрикивая страстные гортанные возгласы. Публика вторит ему, а пастушья свирель заливается высокими, пронзительными нотами.
