Он вдруг поднял ее, уложил на постель и сам лег рядом.
Фланна невольно отметила, насколько его ноги длиннее.
Она изо всех сил старалась держаться спокойно, но не смогла скрыть ужаса, сотрясавшего ее тело. Смесь противоречивых эмоций обуревала ее. Страх. Любопытство. Возбуждение. Она так и не рассмотрела его тело и теперь приподнялась на локте. Ее взгляд медленно скользил сверху вниз. Он наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, опасаясь смутить или унизить ее.
Широкие плечи. Мускулистая грудь, слегка поросшая темным пушком. Плоский твердый живот…
Фланна невольно протянула руку, чтобы его коснуться.
Пальцы встретили упругое тепло.
До чего у него мощные бедра и щиколотки! Такой не просидит весь день у огня! Он наверняка много времени проводит в седле. А ноги! Она никогда не видела таких больших и узких ступней. Не то что у отца и братьев — широкие и разлапистые.
Она провела ладонью по темным жестким завиткам, покрывавшим нижнюю часть его живота, из которых поднималось его мужское достоинство.
— Это твоя мужская принадлежность? — смело спросила она.
— — Да, — кивнул он, задохнувшись от возбуждения. — Ты должна с ней обращаться осторожно, девушка.
— Она не слишком велика, — заметила Фланна.
— Вырастет, когда нальется похотью, — заверил он спокойно, хотя самолюбие отчего-то было задето. Правда, малышка не подозревает, что произойдет, если его мужская плоть восстанет во всей своей красе. А когда увидит, скорее всего ужаснется.
— Но как мне пробудить твою похоть? — выпалила она.
— Вот так! — воскликнул он, неожиданно привстав и подминая ее под себя. Его рот обжег ее губы глубоким поцелуем. К его удивлению, ее язык сплелся с его языком в нежной ласке. Гибкая фигурка словно впечаталась в его тело.
— Не бойся, Фланна, — прошептал он в ее губы.
— Я не боюсь, — солгала она, хотя сердце куда-то покатилось.
— У тебя такие сладкие грудки, — прошептал он, лаская упругие холмики, — Как спелые яблочки в середине осени.
Он снова стал целовать ее соски, лизать, медленно обводя языком каждый, пока они не превратились в тугие бутоны, словно цветы, тронутые заморозком. И когда она уже не могла сдержать крика, его губы сомкнулись на соске и он стал посасывать чувствительную плоть.
— О-о-о, Иисусе! — охнула она. Что-то будоражащее, чему не было названия, сосредоточилось между бедер. Однако он продолжал втягивать ее сосок в рот, не подозревая, что творит с ее девственным телом.
— О, прекратите, милорд, молю, — тихо попросила она, но Патрик, казалось, не слышал.
