Но маленькая новелла, вызвавшая бурную реакцию зрителей, была единственной в этом сверкающем фонтане пустоты. Единственной, словно случайная песчинка. Мы еще долго пребывали в состоянии ожидания, но, когда на просцениум в полумраке выбежала шеренга полураздетых девиц, всем своим видом и ритмом канкана победно заявляя, что они и есть именно те женщины, без которых «жить нельзя на свете, нет!», мы поняли, что ждать больше нечего.
А закончился спектакль настоящими фонтанами: на крыльях сцены, вынесенных далеко в зал, вдруг хлынула вода, потоки ее топтались и прыгали на деревянных подмостках, громадные, словно удавы, переплетенные струи фонтанов-гигантов хлестали изо всех сил. Все смешалось — гремела бравурная музыка, тонны воды с шумом падали и взлетали вновь, отчаянно метались лучи прожекторов, расцвечивая, зажигая и гася бушующую воду.
Это, видимо, был главный эффект спектакля. Но, честное слово, он вызывал совсем не те эмоции, на которые рассчитывала режиссура, — конечно, водяная феерия красива, но к чему она здесь, в театре? Так же, как устраивать на сцене настоящий пожар (что, впрочем, довелось нам увидеть тоже). С первыми взметнувшимися струями приходила мысль — а вдруг нарушится что-нибудь в этой системе строгой размеренности? Что тут будет? Тонны воды обрушатся в зал! Даже представить страшно!
Но если исключить эту последнюю сцену, все равно весь спектакль с его красочностью и яркостью оставлял ощущение неудовлетворенности, огорчения за бесцельно растрачиваемые силы и способности актеров, художников и режиссеров.
Впоследствии, когда мы попали на программу в Аса-куса, мы увидели, с каким цинизмом можно использовать средства искусства. И это делали японцы с их эстетизмом, с их обостренным чувством прекрасного! В тот вечер в Асакуса была обычная программа, в которой стриптиз нес дополнительную нагрузку по рекламе. Объявили о продукции фирмы, изготовляющей туалетное мыло цвета чайной розы, цвета хризантемы, цвета заката над Фудзи, благоухающего, как сакура, питающего кожу, делающего ее эластичной и блестящей и так далее, и так далее. Пульверизаторы выпустили облако благоуханий, и оно плыло над головами, проникая в ноздри и мозг, настойчиво отпечатывая название фирмы в сознании зрителей.
Затем под звуки «мамбо» на сцену стремительно выскочила девушка в купальнике… из пены мыла цвета заката над Фудзи. Пена сверкала и искрилась, прожекторы шарили по телу, а она с жеманным притворством увертывалась от них, как от бесцеремонных рук. Каждый прыжок, каждый шаг был отработан — режиссеры пользовались консультацией крупных профессионалов — американских постановщиков стриптиза, которые усматривали недостаток японцев в том, что у них актриса слишком быстро и «недостаточно сексуально» раздевается. Эта сцена была выполнена с учетом замечаний американской режиссуры: подсвеченные струи воды, тоже отплясывая «мамбо», очень медленно сбивали купальник из пены. А голос диктора продолжал расхваливать товар:
