Потом, через сто лет, по этим же местам пройдут и Пржевальский, и другие путешественники, которых мы привыкли называть великими. Они опишут эти высокогорные бесплодные долины, привезут оттуда фотографии и рисунки, и читатель сможет хоть в малой степени оценить величие жертв и лишений, на которые шли эти путешественники. Но в те годы, когда вышла в свет книга Данибегашвили, чувство горести, рождавшееся у путешественника, прошедшего полмира, никто разделить и понять не мог.
Пройдя безлюдные пустыни, Данибегашвили надолго остановился в Яркенде, а оттуда отправился в Турфан, оставив краткое описание Синьцзяна. Теперь оставалось лишь три месяца пути до Семипалатинска, куда путешественник стремился. «Дорога для меня была очень приятна, — вспоминает грузинский путешественник, — потому что в продолжение оной видел я множество различных народов, как-то: Калмыков, Киргизцев, Козаков (казахов. — Авт.)…»
Данибегашвили почти дома. Еще немного…
В Семипалатинске Данибегашвили уже ждали. «Из Семипалата 7 дней ехал я на почтовых лошадях до Омской крепости, где я удостоился видеть почтенную особу генерала Глазенапа…» Отсюда Данибегашвили отправился на Макарьевскую ярмарку (несомненно, за годы путешествия он не забывал и о своих торговых делах) и дальше — в Москву.
А через два года он сам (по его словам) перевел на русский язык рукопись своего путешествия и издал ее в Москве с помощью известных в Москве людей, к числу которых принадлежал, например, «ординарный профессор и кавалер Иван Двигубский».
Вот и все о путешествии. Дальше начинаются загадки.
Вопрос первый: Почему грузинский царь дарит большую деревню армянскому купцу, живущему в Мадрасе, и посылает доверенного человека передать ему дарственную?
Вопрос второй: Кто такой Рафаил Данибегашвили? Когда он ездил в Индию и зачем? Почему не вернулся в Грузию?
Вопрос третий: Почему Данибегашвили выбирает труднейший путь через Гималаи, а не возвращается домой как принято — через Ближний Восток? Почему он едет в Семипалатинск?
Это основные вопросы, которые возникают при чтении книги грузинского дворянина Данибегашвили. Есть и другие.
Итак, начнем по порядку. Попытаемся ответить на первый вопрос, вернее, расскажем, как отвечали на него грузинские исследователи и к какому выводу пришел Л. Маруашвили.
В конце XVIII века международное положение Грузии было очень тяжелым. Мудрый и предусмотрительный царь Ираклий II понимал, что Грузия не сможет сама справиться с агрессией южных соседей — Персии и Турции, войска которых столетиями опустошали страну. Большая часть грузинской знати, да и сам царь склонялись к союзу с Россией и к вхождению в Российскую империю, видя в этом спасение от вторжений с юга. Но заключенный с Россией в 1783 году Георгиевский трактат еще не давал Грузии полной уверенности и защите от персов. Даже в 1795 году войска Ага-Магомет-хана вторглись в Грузию, которая хотя и была защищена формальным союзом с Россией, но реальной помощи пока не получила. В этой обстановке при грузинском дворе появился некий царевич Паата, который был сыном карталинского царя и провел юность в Англии и Франции. Царевич возглавил партию, ратовавшую за сближение с Англией.
