Правда, во время болезни он часто думал о Кэтрин и мечтал, чтобы Ронуин больше походила на нее, но сейчас не чувствовал угрызений совести из-за этого. Женщины и должны быть подобны доброй и мягкой Кэтрин. Хорошо еще, что монахини внушили Ронуин, как должна вести себя жена по отношению к мужу. Заботливость и внимание Ронуин позволили Эдварду надеяться, что она постепенно станет похожей на женщину, в которой он нуждался.
Он нежно улыбнулся супруге.
Ронуин услышала, как колотится его сердце, и внезапно ее осенило.
«Я люблю его!»— подумала она. Мысль о том, что она может потерять его, была ей невыносима. Значит, нужно сказать ему правду!
— Эдвард, я люблю тебя, — прошептала Ронуин. — И пусть до сих пор не была самой ласковой из женщин, все равно я люблю тебя. И умру, если нам придется расстаться навсегда.
Слезы градом покатились по щекам, и Ронуин никак не могла их унять.
— О Ронуин, моя милая дикарка, — ответил он, сжимая ее в объятиях, — как долго ждал я этих слов! Ты и представить этого не можешь, ягненочек! Когда я обрету здоровье, мы позаботимся об остальном, но сознание того, что я любим, придает мне сил. Я уверен, при такой заботе скоро встану на ноги. Не плачь, дорогая.
Какое счастье видеть, что Ронуин изменилась! Нужно как можно скорее сделать ей ребенка и отослать домой с наследником во чреве. Она, разумеется, беспрекословно подчинится, поскольку к тому времени поймет, в чем состоит ее супружеский долг.
Довольно улыбнувшись, Эдвард поцеловал ее в губы.
Королю Людовику становилось все хуже. В лагере свирепствовали чума и дизентерия; в довершение ко всему отряды иноверцев то и дело нападали на изнемогавших христиан. Брат короля Карл Анжуйский, король Неаполя и Сицилии, убедивший Людовика, что приезд в Карфаген и обращение эмира в истинную веру помогут снискать расположение папы, теперь поговаривал о перемирии. Но двадцать пятого августа король Людовик IX скончался. Принц Эдуард, прибывший из Англии на несколько дней позже, уже не застал своего дядю в живых. Его тело готовили к длинному путешествию на родину. Карл Анжуйский, к величайшей ярости Эдуарда, уже вел мирные переговоры.
— Ты предал весь христианский мир! — прогремел принц. — Я отказываюсь участвовать в этом подлом деянии! Иерусалим должен быть освобожден от язычников, а ты, трусливый пес, заискиваешь перед нашим врагом! Я больше не желаю тебя видеть! Меня тошнит от тебя, негодяй!
— Но ты свободен в своих действиях, господин мой, — вкрадчиво заметил Карл Анжуйский. — Я же в связи с кончиной моего брата обязан думать о своем королевстве. Оно не так далеко от неверных, как твоя Англия.
