Возникает вполне предсказуемый вопрос: о чем же думала Церковь, почему она не успокоила общество и не остановила сползание к катастрофе? Ответ чрезвычайно прост и даже банален: внешнее «благополучие» дореволюционной Церкви – это видимость. На самом деле Церковь была по рукам и ногам скована государством. Конечно, государство было православным, царь был православным. Но Церковь, лишенная Патриаршего возглавления и подчиненная государству, была лишена самого важного – возможности говорить людям, не оглядываясь на власть, Божию правду об их духовном состоянии, давать оценку, с духовной точки зрения, политическим процессам в обществе. Священники могли говорить о личной жизни человека, семейной жизни, но никто из высшего духовенства, не имел права давать оценку происходящему в стране, потому что главой Церкви был государь император, и только он мог давать эти оценки. Поэтому когда разнонаправленные политические силы начали действовать на разрыв страны, Церковь не могла им ничего противопоставить. Отсутствие канонического управления Церковью привело в определенной мере к катастрофическим последствиям. И когда не очень доброжелательные критики говорят нам сегодня: «Вы тоже виноваты в том, что произошло!», – мы вынуждены признать: да, здесь есть вина Церкви. Но она происходит не от самой природы Церкви, а от тех совершенно неправильных и неестественных условий, в которых более двухсот лет Церковь находилась.
Потеря Церковью возможности нести свое пророческое слово в какой-то мере содействовала тому, что все больше образованных людей переставали слушать ее голос, и когда в предреволюционные годы пламенные проповедники стали обращаться к народу, их проповедь часто не выходила за стены храмов.
В 1990-е годы отношение к религиозным организациям в государствах постсоветской зоны изменилось на законодательном уровне. Ко Христу обратились миллионы людей, открывались храмы и монастыри, получило развитие богословское и религиозное образование. Церковь ясно заявила, что не должно быть никаких бюрократических структур между нею и светской властью.
Но духовное состояние общества в целом контрастировало с настроениями в церковно-религиозной сфере. Нашлись горячие головы среди новых революционеров, которые планировали создать министерство по делам религии. Некоторые из известных людей, принимавших активно участие в политических переменах, даже предлагали свои кандидатуры в качестве новых обер-прокуроров. Одновременно с этим в обществе нарастал идейный хаос, за которым последовала ценностная дезориентация народа. Она сопровождалась такими явлениями как правовой нигилизм, утрата взаимного доверия и чувства общей ответственности. Пропагандировались псевдогуманистические идеалы, связанные с моральным релятивизмом, принципами потребления, ницшеанским правом сильного. В ход пошла социал-дарвинистская мораль, в рамках которой развитие общества происходит на основе естественного отбора. Все должна была устроить мифическая «невидимая рука рынка», а на деле тон в стране задавали нувориши. Социально не защищенным группам населения, которые «не вписались в рынок», предлагалось лишь постепенное вымирание.
