Дело о повседневности | страница 58
Следующий ход в этой теоретической партии за Ирвингом Гофманом. Он отказался от обеих аксиом Джеймса-Шюца, однако неожиданно вернул в теоретическую игру джеймсовскую двусмысленность. Хотя миры больше не замкнуты и повседневность среди них больше не является верховной реальностью, системы фреймов (гофмановский аналог джеймсовских «субуниверсумов» и шюцевских «конечных областей смысла») представляют собой одновременно и когнитивные схемы интерпретации мира, и матрицы возможных событий. То есть, всякий раз произнося слово «фрейм», мы подписываемся под этой двойственностью, имея в виду одновременно и некоторую «ячейку системы различений» в языке наблюдателя, и «структуру самого мира» (пользуясь выражением Леви-Стросса). Гофман попытался решить возникающую здесь проблему своим знаменитым тезисом об изоморфизме — структуры мира и структуры его восприятия гомологичны: «Мы принимаем соответствие или изоморфизм восприятия структуре воспринимаемого несмотря на то, что существует множество принципов организации реальности, которые могли бы отражаться, но не отражаются в восприятии. Поскольку в нашем обществе многие находят это утверждение полезным, к ним присоединяюсь и я»[99].
Впрочем, такое решение показалось неудовлетворительным и тем, кто хотел изучать когнитивные решетки (Э. Зерубавель), и тем, кто ратовал за исследование онтологических структур (Б. Латур). Заметим, однако, что этот двусмысленный ход позволил Гофману переопределить повседневный мир как именно событийный порядок — порядок взаимодействия. (Мы ухватились за гофмановское решение, когда заговорили об экстраординарных перформативных событиях и противопоставили социологию смерти социологии повседневности.) Благодаря гофмановскому решению мы сегодня можем помыслить джеймсовские субуниверсумы не просто как разные онтологические регионы, но как операционно замкнутые событийные порядки, упорядоченные по собственным основаниям