Рядом со мной кто-то громко и болезненно застонал.
Лютхофф сгорал в лихорадке, лицо всё в красных пятнах. Выглядел он еще хуже, чем в тот день, когда меня положили в лазарет. Однако я узнал его с первого взгляда. Мы и вправду учились в Академии Инквизиториума в одно время, и я помнил, что он был тихим, спокойным и внимательным учеником. Никому не мешал и, насколько я знал, ни с кем не подружился.
– Франц! – я взял его за горячую потную руку. – Помнишь меня?
Он повернулся, всматриваясь в меня блестящими глазами.
– Нет, – прошептал. – Кто ты?
– Мордимер Маддердин. Мы вместе учились.
– Мор… …дин. Да-да… Ты поседел…
Что ж, это, увы, тоже было правдой. В волосах я все чаще находил серебряные нити, и в том не было ничего странного, учитывая хлопоты, которым мне приходилось противостоять чуть ли не каждый день.
– Умираю, знаешь? – прошептал он снова.
– Даже не говори так, – запротестовал я. – Выкарабкаешься, приятель.
Я утешал Лютхоффа, но выглядел он и вправду скверно. Потерял фунтов тридцать, губы растрескались, грудь вздымалась в неровном дыхании. Временами вдох заканчивался с трудом сдерживаемым болезненным спазмом. Я вытер пот с его лба.
– Принести тебе воды? Горячего бульона?
Он покачал головой.
– Тянет блевать, – пожаловался плаксиво. – Что ни проглочу – сразу наружу.
Мне тотчас подумалось, что его либо отравили, либо продолжали травить. Но ведь его опекал медик Инквизиториума, да и сам Айхендорфф должен был следить за состоянием здоровья подчиненного. Если бы его хотел отравить кто-то из Инквизиториума, то, во-первых, сделал бы это быстро и действенно, а во-вторых, наверняка не подпустил бы вашего нижайшего слугу к постели больного. Я не слишком много знаю о ядах (хотя и умею различать большинство популярных разновидностей), однако, полагаю, никто не стал бы так сильно рисковать. И конечно же, сама мысль, будто Инквизиториум хотел отравить одного из своих функционеров, была абсурдной. Мы знали куда лучшие способы избавляться от паршивых овец из нашего стада.
– Вот увидишь, мы еще выпьем за твое здоровье.
Он с трудом усмехнулся.
– Отравили меня, видишь? – сказал и потерял сознание.
Я попытался привести его в чувство, однако Лютхофф на мои усилия не реагировал. Я сразу же отправился на поиски лекаря, искренне надеясь, что его вмешательство возымеет результат – поскольку очень хотел услышать, что скажет Лютхофф. Медик и вправду прибежал без проволочек, но, осмотрев Франца, сделался хмур.
