На этом месте рукопись обрывалась. Вадим откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. "Хочешь себя похвалить? - подумал он с презрением. - А вот шиш тебе. Все это очень хреново, и все это придется переделывать. - Он зажег сигарету и несколько раз подряд жадно затянулся. - Но это потом. Когда закончишь рукопись. А сейчас ты будешь работать. Писать. Долго и кропотливо. Пока не доберешься до конца или не упадешь от истощения. Тогда, может быть, ты хоть чуточку начнешь себя уважать. Работать!.. Только работать!.. Работать, работать и работать!.." Эти мысли, словно детонатор, подняли в нем новую волну злости. Что же, он будет работать. Будто мерзкую мокрицу, он раздавил в пепельнице окурок, схватил ручку и принялся быстро писать:
Виктор стоял на освещенном Сомеоном месте и с беспокойством озирался по сторонам. Ощущение опасности попрежнему не покидало его. Какое-то неясное предчувствие подсказывало- что-то произойдет и произойдет именно сейчас. Может в эту, может, в следующую минуту, или даже...
- Нет, - сказал Вадим. - Так тоже не годится. Надо что-то другое. - Он зажег новую сигарету и затягивался ею до тех пор, пока она не истлела наполовину. - Да, надо иначе. Чуть-чуть пожестче и чуть-чуть почетче. Но, черт возьми, как? Он затушил сигарету, взял ручку. Посидел несколько минут, как бы в полузабытьи, закрыв глаза и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Затем пододвинул чистый лист и написал:
По-прежнему вокруг не было заметно какого-либо движения. Оранжевый диск Сомеона висел уже почти в зените, и отбрасываемая Виктором бледная тень скорчилась у него под самыми ногами. Ощущение опасности достигло, казалось, апогея. Сердце, словно маленький взбесившийся зверек, бешено стучало о ребра грудной клетки, по спине и вискам непрерывно текли щекочущие струйки холодного пота. Звенящая тишина, этот холодный и безжалостный враг, превратилась сейчас в грохочущую какафонию расстроенных до предела инструментов, из которых почти явственно выделялось какое-то оглушительное жуткое буханье: Бум!.. Бум!" Бум!.. Казалось, все окружающие Виктора предметы: дома, автомобили, столбы, скелеты, камни,- стали вдруг ви с того, ни с сего живыми, обрели вдруг различные голоса, и тотчас же, пользуясь этим неожиданным даром, загрохотали разом, заскрежетали, завизжали, заскрипели, и все это для одной только, непонятной и дикой Виктору цели: оглушить его, заставить почувствовать себя ничтожеством, растоптать, напугать до мерзкой пустоты в желудке и дикого безумия в глазах. Казалось, вся планета превратилась в громадный грохочущий оркестр. "К че-о-о-ортуН заорал Виктор с яростью. - дьяволу!" Он топнул изо всей силы ногой, потом, пытаясь сбросить наваждение, принялся яростно пинать подвернувшуюся груду хлама, отчего в воздух поднялись густые клубы пыли, и тут совершенно неожиданно до его слуха...
