* * *
Роман прервал ход воспоминаний и тут обнаружил, что он уже не на диване, а на стуле, за столом, сидит и машинально, как колоду карт, перебирает листы рукописи. Продолжать и дальше читать эту чушь? Сколько же времени можно на нее угробить? Он решительно отодвинул рукопись на край стола и потянулся к зеленой папке. Внутри он обнаружил еще одну, довольно-таки толстую пачку соединенных канцелярской скрепкой листков, на первом из которых была такая надпись: "Дневник Вадима Синицына. Начат 13 декабря 1972 года". Как и рукопись, это были ксерокопии отпечатанного на машинке текста. Роман, перегнувшись через стол к приемнику, стоявшему на тумбочке, включил его, и тихая, ни к чему не обязывающая мелодия зазвучала в комнате. Большая часть записок дневника Вадима Сипицына оказалась чем-то вроде сборника минирецензий, написанных еще в те далекие времена, когда потенциальный гетор и будущий создатель "Ночного ужаса", являясь учеником средней школы, усиленно приобщался к разумному, доброму, вечному. Сплошь и рядом на страницах пестрели многочисленные восторженные отзывы о прочитанных произведениях Беляева, Лондона, Грина, Стругацких, Михайлова, Ефремова. Были здесь и скромные попытки приобщиться к ученой жизни той поры путем создания собственных, конечно же, наивных теорий; в частности, теорий мироздания, возникновения Вселенной, рождения и развития квазаров; не обошлось здесь, разумеется, и без попытки доказательства теоремы Ферма. Все это Роман проглядывал без особого интереса, неторопливо перелистывая страницы и не теряя надежды, что гденибудь дальше обнаружится наконец что-нибудь заслуживающее внимания. Первая заинтересовавшаяся его запись был такого содержания:
21 января. 1980 год.
Осталось два хвоста. Один по математике, другой по теормеху. Надо поднажать, иначе в следующем семестре могу остаться без стипендии. Ребята, очевидно, поедут в горы без меня. Сессия для них уже далекое прошлое. Завидую, честно говоря; и тому, что они едут в горы, тоже завидую. Нутром чую- горы помогли бы мне выбраться из этого затянувшегося кризиса. Ведь уже скоро год, как я впервые почувствовал, что теряю интерес к моим прежним увлечениям, нет былой дрожи при упоминании имен Лобачевского и Фридмана, книги об астрофизике и космологии пылятся где-то в шкафу, на нижней полке, и когда я последний раз брал их в руки, уже и не припоминаю. В теле какие-то непонятные усталость и опустошенность. С чего бы все это, я не знаю, но в том, что горы дали бы мне хороший заряд бодрости, я не сомневаюсь...
