Мы поднялись уходить, благодарные, что для нас было сдельно исключение: ведь обычно вывод невесты происходит в одиннадцать вечера. Предварительно ее ведут в баню, где родственницы будущего мужа осматривают ее, Потом она отдыхает, а часов за пять-шесть до выхода начинается сложный процесс одевания. Сегодня ей предстоял и второй выход, ночью… Когда она станет королевой, ей будут целовать ноги».
…Продолжаю свою прогулку по Сане. Минуя дворец Дар аль-Башаир, выхожу к ничем не примечательному дому, называемому Бейт аль-Хараэи. В нем в 1928 г. помещалось советское представительство, и многие йеменцы зовут его не по имени старого владельца, а Бейт ар-рус (Русский дом).
Оказываюсь на широкой пыльной улице и через несколько минут попадаю на площадь перед городской радиостанцией. Здесь возвышаются «небоскреб», принадлежавший брату имама, принцу Али, и небольшой трехэтажный, обнесенный высоким глинобитным забором дом — бывшее владение другого брата имама — принца Касема.
В доме Касема сейчас находится посольство СССР, и я был первым советским человеком, который, переступил порог этого дома. Это произошло в начале ноября 1962 г., т. е. почти сразу же после революции, в сентябре кого же года покончившей. с королевским режимом. В этом здании стояла египетская часть, и после ее ухода оно походило на разоренный муравейник, обитатели которого внезапно куда-то исчезли. На каменном сером полу коридоров с узкими красного дерева дверями валялись разорванные книги, груды свернутых трубочкой записок, старые газеты. Имущество было вывезено республиканцами и египтянами, и весь этот бумажный хлам за ненадобностью оставили нетронутым в коридорах и комнатах дворца. Огромный дом с многочисленными незнакомыми; переходами, да еще в городе, жившем напряженной жизнью в связи с непрекращающимися вылазками монархистов, внушал мне страх. Я не мог заснуть несколько ночей и, чтобы скоротать время, затащил в одну комнату весь бумажный хлам и терпеливо принялся его разбирать, предварительно закрыв все двери на тяжелые засовы.
Моя кропотливая и однообразная работа была вознаграждена интересной находкой. Сейчас, вспоминая это, я ясно представляю длинную комнату на третьем этаже, брошенный на пол тюфяк, где я сижу на корточках и при свете яркого керосинового примуса копаюсь в архиве. Среди деловых бумаг, касающихся сложных, запутанных отношений между — Касемом, владельцем земли, и арендаторами, и записок о поставках зерна и фруктов к столу принца я вдруг обнаружил пакет с несколькими фотографиями. Вот элегантный, в европейском костюме и феске молодой мужчина. Другая фотография — он же полулежит на диване в национальном албанском костюме с огромным кинжалом. И снова он с сидящей на стуле женщиной. У нее миловидное, типично славянское лицо. Лихорадочно перебрав оставшиеся снимки, нахожу еще одну небольшую, фотографию этой женщины с трогательной надписью: на русском: «Не забудь твою Ludmilla, которая: тебя очень-очень любить. С. Петербургъ. 1.IV.04». Затем мне попалось несколько фотографий, уже пожилого франта в турецкой феске, и, наконец, натыкаюсь на его же фотографию, датированную 1947 г. Ба! Да ведь это же Рагиб-бей, бывший наместник турецкого султана в Йемене, перешедший на службу к имаму Яхье и исполнявший при нем вплоть до своей смерти обязанности министра иностранных дел. Умный, европейски образованный, владеющий несколькими языками, он в молодости был блестящим турецким дипломатом, затем, в начале ХХ в, — первым секретарем посольства Османской империи в Петербурге, где, видно, и познакомился с Людмилой Волковой. Кем была для него эта русская женщина? Мимолетным увлечением или серьезной, большой любовью? Где она сейчас, осталась ли в России или сопровождала Рагиб-бея в его скитаниях по восточным странам, променяв холодный строгий Петербург на шумный Стамбул? Как попали сюда, в дом Касема, эти фотографии?
