Над «полем протоцератопсов» опустилась душная жаркая ночь. Я лежал и не видел ничего, кроме освещенной звездами бездны над собой. Меня разбудил шум ветра. Он гудел среди башен останцев, как в корабельных мачтах.
Двумя днями позже мы начали обследование очищенных от камней и песка плит у въезда в Хэрмин-Цав, под красными столбами. Они торчали кверху, как многоярусные заготовки для скульптуры — обтесанные, но не закопченные. Над ними дымкой поднимался оранжевый свет, словно кто-то подсвечивал их рефлектором.
Войтек первый отыскал среди камней более десятка яиц рептилий, похожих по величине на перепелиные, с хорошо сохранившейся скорлупой.
Сначала нам показалось, что это черепашьи яйца. Минуту спустя Тереса позвала нас, чтобы показать череп ящерицы размеров игуаны. Сросшиеся с прочной скалой слегка раскрытые челюсти обнажали два ряда целых мелких зубов с тремя выростами, покрытых блестящей эмалью. Вскоре и Зофья нашла такую же, только не в степе, а в грунте; верхняя челюсть черепа выступала поверх горизонтальной каменной плиты. Я стал вырезать вокруг нее ложбинку, чтобы отделить вместе с куском скалы. Зофья пропитывала череп клеем, а Тереса и остальные отправились в горы. После нескольких ударов молотка вслед за черепом стали обнажаться другие части скелета, и вот уже перед нами весь скелет ящерицы длиной в шестьдесят сантиметров. В легком изгибе застыли позвоночник и хвост, четыре ноги с изящными, расставленными в стороны пальцами. Казалось, что животное прикорнуло на солнцепеке и больше не проснулось.
В это время откуда-то примчалась Тереса, и уже падали было видно, что она осторожно несет что-то в вытянутой руке. Опустившись на колени рядом с нами в не говоря ни слова, она подала Зофье обломок скалы величиной с лимон. Мы несколько секунд всматривались в добычу, стараясь понять, что так взволновало Тересу. Может быть, здесь кусочек черепа млекопитающего, а то в весь череп? Зофья повернула в руке находку, и тогда я понял. Весь этот камень представлял собой череп. Велела обнаженная черепная кость с ярко выраженными швами, сбоку прорисовывалась нижняя челюсть с мощными резцами, загнутыми в форме сабли, покрытыми желтой эмалью. Типичный череп многобугорчатого млекопитающего — мультитуберкулата. Но каких размеров! Почти с кролика! Таких мы еще не видели в Гоби.
Череп — восьми сантиметров в длину. Зубы нижней в верхней челюстей плотно сжаты в положении прикуса. Здесь, на месте, не разделив их, мы не в состоянии были проверить число бугорков на зубах. Если бы их было больше, чем на зубах многобугорчатых из Баин-Дзака, это могло бы служить доказательством того, что осадочные породы Хэрмин-Цава более молодые, чем породы Баин-Дзака. Разъединить челюсти в лагере было невозможно, это требовало тщательной лабораторной работы, которая могла быть выполнена только в Варшаве. И все-таки сам размер черепа служил косвенным показателем молодости пород. В процессе эволюции этих млекопитающих с течением времени они начали увеличиваться в размерах. Для окончательного вывода нужны были еще хотя бы несколько экземпляров.
