— Дарга баинуу? — Начальник здесь? — кричал в трубку Пэрлэ.
— Баих гуй! — Нет! — скрипела трубка.
Я покрутил головой.
— Пэрлэ? Пэрлэ? — взывала телефонистка.
— Тиим! Да! — ответил он.
— Сайн, — сообщила женщина. — Водитель уже заливает горючее и выезжает к вам на МАЗе.
Что ж, сказал я себе, у этих людей слово не расходится с делом. Просьба незнакомца, услышанная даже с расстояния в четыреста километров, значит для них не меньше, чем договор, составленный на бумаге в соответствии с буквой закона.
Пэрлэ опять вернулся в юрту, а мы с Войтеком одновременно бросили взгляд на горы Нойэн, а потом друг на друга, подумав об одном и том же. Между безоблачным небом и раскаленной пустыней, дрожа в знойном воздухе, протянулась расплывчатая и туманная лента. Я глянул в бинокль и увидел сплошной каменный частокол заостренных вершин, образующих неприступную стену фиолетового цвета. Самая высокая его часть была черная, словно ее прокалили на огне.
До приезда МАЗа оставались целые сутки. Мы взяли запас чистой ледяной воды, ящик с продуктами. Я обогнул соленое озеро и направил «мусцель» вверх по травянистой равнине в сторону гор, лежащих в двадцати километрах отсюда. Мы ехали в неизвестном нам направлении, ибо на нашей карте нанесена лишь темно-коричневая полоска гор, протяженностью в пятьдесят километров и наивысшей точкой в две тысячи четыреста три метра, и не обозначено никаких деталей местности.
Котловина позади вогнутой линией уходила вниз, и соленое озеро на ее пестро-палевой поверхности казалось крошечной капелькой бесцветного лака. Хлестал горячий ветер. Были слышны лишь удары о корпус машины, но его порывы не поднимали пыли. Мы все больше углублялись в степь. Уже целый час, как я не видел вокруг ни одного живого существа — ни птиц, ни грызунов, ни верблюдов, ни лошадей. Внезапно машина въехала в сайр, ведущий в горы. Казалось, что двигаться по его дну, утрамбованному горными потоками, будет легче. Пустыня исчезла из виду, когда мы спустились вниз, направив «мусцель» по наносам гравия. Всмотревшись, я заметил торчащие из грунта рога козерогов и пучки травы, перемешанные с илом. Сайр заканчивался сводом. Проехав под ним между двумя каменными «башнями», мы оказались среди гор, в ущелье, напоминавшем вымощенный плитами двор покинутого замка. Сюда не залетали даже птицы. Машина продвигалась медленно. Я не любовался пейзажем, а вглядывался в него, стараясь запомнить все, чтобы потом рассказать людям, которые много раз проезжали вдоль этой горной цепи, мечтая осмотреть ее вблизи, и никогда, так же как и я до сих пор, не могли найти времени на это. Мне было ясно: картины, которые разворачиваются вокруг, как на свитке полотна, отпечатываются в сознании, чтобы превратиться в слова. Потом произойдет обратное: слова восстановят в памяти эти картины. Но никто никогда не узнает, насколько далеки они будут от реальности.
