Ренси вернулся в свою комнату и быстро собрал вещи. Он думал о том, что Саис так и не принял его, что для всех он остался здесь чужаком, и решил возвращаться домой, в родной Танис, где жила его мать. Но, как и прежде, медлил: в нём жила надежда снова увидеться с Мерет.
Он сказал об этом Депету, и тот с неожиданной для Ренси готовностью предложил ему свой кров:
— Живи у меня, сколько хочешь.
— Я не хочу стеснять тебя, к тому же, мне привычнее жить одному, — сдерживая радость, скромно отозвался Ренси. — Полагаю, тебе тоже. Как только я найду подходящее жильё, избавлю тебя от своего присутствия.
Депет пропустил его слова мимо ушей.
— Вода на очаге уже закипела. Может, ты вымоешься, — это тебя освежит. А я тем временем приготовлю нам поесть.
Депет наполнил горячей водой длинный овальный ушат. Ренси разделся, кинув свою набедренную повязку прямо на пол, опустился в воду и со вздохом облегчения вытянул ноги. Он мылся долго и с удовольствием, тщательно выпаривая известняковую пыль из всех пор. Затем, взбив мыльные стружки до появления пены, сбрил щетину и удалил волосы под мышками и на лобке. Депет же помог ему обрить голову.
— Жрецы поручили тебе работу, и ты исполнил её: тебя не за что винить, — говорил Депет немного погодя, потягивая прохладное пиво и закусывая его маленькой маринованной луковицей. — Уверен, никто не справился бы с этим заказом лучше тебя.
— У Нехо, как и у жрецов, на этот счёт иное мнение, — хмуро возразил Ренси, в груди у него всё ещё клокотали обида и гнев.
Они сидели на циновке, за столом, уставленным блюдами с гороховой похлёбкой, жареной уткой, салатом из огурцов и посыпанными сезамом хрустящими хлебцами. Депет всё-таки закончил роспись стены, над которой до этого трудился вместе с Ренси, и на часть выплаченных номархом денег закупил свежие продукты для ужина.
— Не могу объяснить их поступок иначе, как невежеством и косностью ума. Или просто завистью к твоему таланту. А, может, всем вместе взятым, — высказал своё мнение Депет и, взяв с блюда утиную грудку, впился в неё зубами.
