Ренси прочитал донос с невозмутимым видом и передал его обратно зодчему, который всё это время внимательно наблюдал за ним.
— Ты понимаешь, Ренси, если бы не уважение к твоему отцу, — да снизойдёт на него благодать Осириса! — я должен был бы немедленно избавиться от тебя, — заговорил Анху, поднимаясь из-за стола. — Ты умеешь трудиться и делаешь это с любовью и сноровкой. Я допускаю, что из тебя получится превосходный скульптор, но вместе с тем советую не пытаться своими нововведениями затмить славу Аменхотепа, сына Хапи[2].
— Никогда не помышлял об этом, — спокойно ответил Ренси.
Анху слегка наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Боги избрали тебя, наделив талантом ваятеля, чтобы ты служил им, прославляя их величие и бессмертие фараонов. Помимо этого, у тебя есть упорство. Но вместе с тем тебе присуще чувство превосходства над другими, что рождает непримиримость с чужим мнением. Подозреваю, что ты способен на опрометчивые и крайне рискованные поступки.
Ренси молча смотрел на зодчего; взгляд его глубоких карих глаз был мрачен.
— Ваятель властвует над временем, — продолжал Анху, — в его силах прибавить лет своему герою или же убавить. Но существуют незыблемые правила, от которых не смеет отступать ни один, пусть даже самый талантливый и прославленный, ваятель.
Анху выдержал паузу и прибавил с укором:
— Морщины, которыми ты избороздил чело статуи его высочества, выдают его подлинный возраст и делают его облик более угрюмым.
Наконец Ренси, поняв, что нужно как-то оправдаться перед зодчим, терпеливо пояснил:
— В то время, как я работал над изображением принца, он был чем-то крайне удручён, и мне захотелось в камне отразить состояние его души.
— И ради этого ты пренебрёг канонами, — вставил Анху.
— Ваятель не канонист, — твёрдо возразил Ренси, — это привилегия жрецов. Ваятель должен создавать нечто новое, опираясь на традиции, но не повторяя их!
Ему показалось, что в глазах зодчего что-то дрогнуло, но в следующее мгновение взгляд его принял прежнее выражение.
— Ренси, я оказался в трудном положении, — сказал Анху, подойдя к юноше вплотную и положив руку ему на плечо. — Я преклоняюсь перед твоим талантом, я готов предоставить в твоё распоряжение любой камень, но не имею права идти против воли жрецов. Я вынужден отстранить тебя от твоего любимого занятия. С завтрашнего дня ты будешь заниматься росписью потолка во внутреннем святилище.
— Синее небо, жёлтые звёзды, парящие коршуны, — с усмешкой проговорил Ренси, не пытаясь скрыть досаду.
