Русско-турецкая война. Русский и болгарский взгляд, 1877–1878 гг. | страница 72



 — Георгий Измерлиев и Ив. П. Семерджиев, и однажды — Стефан Пешев из Севлиево. Большинство из нас, учеников, были снабжены сделанными специально для восстания габровскими клинками, мы были готовы выступить в тот час, когда раб-болгарин, наконец, заявит о своих правах — то, о чем после возникновения в стране всеобщего политического волнения так громогласно провозглашены были устремления Христо Ботева. По одному из планов горнооряховские повстанцы после выхода из Горной Оряховицы должны были прийти в Лесковский монастырь, а оттуда отправиться за Балканские горы. Но Горнооряховское восстание не состоялось. 29 апреля последовала известная громкая демонстрация горнооряховских женщин перед турецкими властями в Тырново, которая неимоверно всполошила тырновских турок и мютесарифа Реуфа-пашу.

7 мая [1876 г.] в нашем монастыре ясно был слышен гром пушек, из которых Фазлы-паша бил по Дреновскому монастрырю, где закрепился смелый повстанческий отряд попа Харитона и учителя Кира. По пути из Шумена в Дреновский монастырь Фазлы-паша чуть было по ошибке не начал обстреливать наш монастырь вместо Дреновского. После этого однажды поздно вечером прибыл кавас[267] Тырновской митрополии, арнаут Мехмед, с большой кобурой и разодетый в чепкен[268], принеся письмо от архимандрита Стефана, в котором тот сообщал преподавателям, что письменно поручился при мютесарифе в том, что оружия у студентов семинарии нет — а это было большим риском с его стороны. Письмо заканчивалось тем, что, возможно, власти велят провести в монастыре обыски. В связи с этим мы в ту же ночь спрятали свои кинжалы в скалах около монастыря. После этого никаких обысков не последовало, но некоторое время мы находились начеку и чувствовали угрозу: тырновский мютесариф отправил полицейские отряды тайно следить, что происходит в нашей семинарии. О приближении стражей мы узнавали обычно по лаю монастырских собак, а первыми об их приходе нам сообщали монастырские пастухи.

Страшные дни пережили мы и в следующем 1877 г., когда русские переходили Дунай при Свиштове. В семинарию первые вести об этом принес 16 июня после обеда наш эконом, отец хаджи Мартин Цончев, который в тот день ездил в Тырново; как только добрался он до монастыря, припустил коня и закричал, насколько позволял ему голос: «Эй-ей, русские перешли Дунай у Свиштова!» В эту важнейшую историческую минуту мы собрались, дружно затянули песни и отправились в лес. Нашей радости не было предела. Поздно вечером вернулись мы в семинарию, поужинали, но большинство из нас так и не сомкнули глаз целую ночь, несмотря на то, что на следующий день предстояли итоговые годовые экзамены. Мы упивались мыслью о грядущих сладостных днях, когда встретим русских — мы мечтали о счастливом новом положении, в котором скоро окажется наш настрадавшийся от турецкого ига народ.