Он расстегнул ширинку и быстро вошёл в меня. Я поцеловала его в ухо, он что-то неразборчиво прошептал. Через несколько минут все закончилось. Генчик помог мне встать, потом поднял с земли куртку и отряхнул её от еловых иголок и земли.
По моим ногам стекали липкие капли. Наверное, зря я не попросила его воспользоваться презервативом. Юка бы сказала, что я дура. Потому что дура я и есть.
Обратно шли молча. Генчик опять держал меня за руку.
Только когда мы подошли к гостинице, я спросила:
— Тебе нравится Дюймовочка?
— Что? — удивился он. — Почему ты спрашиваешь?
— Мне показалось, что ты так на неё смотришь, как будто бы хочешь с ней переспать.
— Ты ревнуешь? — неуверенно улыбнулся он.
— Нет, — быстро сказала я, а потом, подумав, добавила: — Конечно, ревную.
Юка бы меня отругала. Она сказала бы, что нельзя давать понять мужчине, что он тебе небезразличен. Потому что мужчина должен чувствовать себя охотником.
Я никогда этого не понимала. Кому нужны эти психологические поединки? Если мне кто-то нравится, почему я не могу сказать об этом прямо?
Когда я училась в девятом классе, я была влюблена в одного мальчика из параллельного класса. Звали его Федя. Этот Федя снился мне каждую ночь. У него были усики, он был самым высоким в классе и носил рваные на колене джинсы. Каждый раз, когда я проходила мимо Феди, у меня холодели ладони. На уроках я только о Феде и думала.
Но, конечно, я изо всех сил делала вид, что он мне безразличен. Я даже не всегда с ним здоровалась. А когда девчонки обсуждали его, наморщив нос, говорила — фу, он такой противный!
Как я могла дать понять, что влюблена? Я ведь уже тогда была толстоватой. Такие некрасивые люди, как я имеют права влюбляться. А если уж все-таки влюбились, то должны сидеть тихо и не высовываться. Он бы просто поднял меня на смех. Так я, во всяком случае, думала.
Мы окончили школу, и я о Феде разумеется, забыла. Мы поболтали пять минут, а потом вдруг сказал: «Ты знаешь, Настя, я ведь был в тебя влюблен с седьмого класса!»
Я до сих пор не могу об этом забыть. А ведь всего и надо было — подойти к Феде, улыбнуться и сморозить какую-нибудь милую глупость. Или прямо так и сказать — нравишься ты мне, Фёдор. Может быть, тогда и я была бы совсем другой — ведь у меня появился бы мужчина.
Я лишилась бы девственности в пятнадцать лет.
Я была бы уверенной в себе.
И сейчас не смотрела бы жалко на Генчика, ожидая его приговора.
— Не надо ревновать. — Он погладил меня по волосам. Его ладонь была перепачкана землей. И я подумала, что теперь придется перемывать голову.
