Преступление и наказание | страница 87
Спускаюсь на послеобеденную прогулку, подхожу к кабине и отдаю охраннице. Та пробегает глазами первые две строки и поворачивает ко мне перекошенное лицо с вытаращеными глазами. Видимо надеется напугать меня до смерти.
— Как вы смеете такое писать!?
— Что?
— Вот это, — и потрясает бумагой.
— Там написано — директору.
— Как вы смеете такое писать директору?!
— Ничего страшного, — успокаиваю я, — Он меня знает.
— Вы понимаете, что здесь написано?
— Конечно понимаю. Я сам писал. И первое слово там «директору», а не вам, между прочим.
Охранница начинает понимать, что у меня «не все дома».
— Но здесь-то принимаю это я!!!
— Вот и примите, зарегистрируйте и дайте мне квиток.
В лёгком ступоре она отворачивается, пытается ещё раз прочитать и снова показывает мне шестикопеечные глаза.
— Вы хотите сказать, что мы у вас воруем?!
— Не нервничайте, прчитайте спокойно до конца и попробуйте понять, что там написано.
Если бы она была рядом, она бы вцепилась мне в физиономию, но за решёткой ей ничего не остаётся, как снова посмотреть текст. Когда смотрит на меня, глаза её становятся уже по четыре копейки.
— Кто вы по национальности?
— Русский.
— А в русских тюрьмах разве не воруют?
— Гораздо меньше, потому что там и убить могут. Или вы хотите, чтобы я это сделал здесь?
— Почему вы не попросите, чтобы вас перевели в тюрьму в Россию?
— Там холодно, — отвечаю, — Но я согласен обсудить эту тему с вами позже. Регистрировать будете?
Девка понимает, что имеет дело с неисправимым идиотом и хватается за последний аргумент:
— Вы уверены, что вам за это ничего не будет?
— А вы обратили внимание, что я прошу улучшить вашу же работу, а вы тут кричите на меня?
Охранница, наконец, замечает, что вся очередь зэков, стоящих за мной, с интересом вслушивается в разговор на повышенных тонах и её коллега подозрительно притихла за пультом. Меняет гримасу «изувековечу» на «добрый день», шлёпает штемпелем по бумажкам, отрывает одну и протягивает мне:
— Спасибо за ваше участие!
— А вам спасибо за понимание! — расшаркиваюсь я.
Это было её первое и последнее появление в нашем блоке. Наверно она кого-то подменяла.
Директор не ответил на мою писульку. Он мне, вообще, никогда не отвечает. Толи воспитание показывает, толи игнорирует. Но прошло некоторое время, и он бегом прибежал в наш модуль на разборки, когда зэки поймали одну «крысу» и в драке чуть не выдавили ему пальцем глаз.
ОТРАВА
Еду я возненавидел всеми фибрами моей души и желудка. Другой реакции и быть не могло: всё было настолько солёное, что в рот не лезло. Вес тела летел вниз по всем законам физики свободного падения. Если в тюрьму я попал с 80-ю килограммами, то теперь чувствовал себя птичкой, размером с воробья. Правда, клевать было нечего. Хлеб, немного джема, яблоко или груша, йогурт, стакан кофейной бурды и так каждый день. Рис, суп, чечевичная или фасолевая похлёбка отправлялись прямиком от раздаточного окошка в помойный бак. Иногда, пересиливая себя, съедал кусочек курицы или мяса, сосиску или рыбу, обильно сдобренную солью.