Преступление и наказание | страница 73



Но меня уже несёт на юморной волне, и я весело хрюкаю, едва удостоив его взглядом. Молодой замолкает и проходит мимо.

Ближе к полуночи, таким же транспортом, в качестве полноправного заключённого, я попадаю в первую тюрьму Soto del Real. В приёмный блок. У меня, как и у других, забирают всю одежду, дают белый комбинезон, который я не могу застегнуть на пузе, футболку, носки, трусы, предназначенные для десятилетнего ребёнка, и голышом, под взглядом принимающего охранника, я направляюсь в душ.

Его взгляд фиксирует пятно на моём пузе:

— Это у тебя что?

— След от выстрела.

Лицо охранника мрачнеет: вот только этого не хватало в послеполуночное время.

— А пуля где? Внутри?

— Да. В другом.

Он повеселел настолько, что мне почудилось, что он хотел по-братски обнять меня, но только моё неглиже его удержало. Вместо этого он показал мне большой палец и оставил одного в душевой.

На следующий день — медицинский осмотр и вопросы. Есть заболевания? Какие медикаменты принимаете? Нуждаетесь в диете? Наркотики, табак, алкоголь? Я спокойно отвечаю на все вопросы, но, когда мне меряют давление, слегка морщусь, увидев 130/90. Медик выкладывает на стол две миниатюрные бело-красные пилюли.

— Это вам для успокоения.

— Спасибо доктор, но я не принимаю никаких медикаментов последние тридцать лет.

К вечеру второго дня в тюрьме меня переводят в блок предварительного заключения.

Время послеобеденной прогулки, и там, и сям сидят, курят, бродят, играют во всякие игры многоцветные мужики разных национальностей. Все равнодушно скользят взглядом по новеньким и приветливо кивают мне. Это понятно: телезвезда.

Ещё через пару дней я уже вхож в несколько различных группировок. Экс-советяне, спортсмены, мусульмане-арабы и китайцы. С каждым у меня есть что-то общее.

Интереснее всего сошёлся с арабами. Решив, что надо немедленно начать делать упражнения для глаз, я выбрал одну стену двора и регулярно застывал перед ней, двигая глазами.

Совершенно случайно в эту же стену кланялись пять раз в день правоверные, потому что был месяц рамадан. Я же пялился в бетон гораздо большее количество раз. Арабы с уважением наблюдали за мной издали и старались не подходить близко в такие моменты.

Лишь однажды, молодой араб спросил меня, соблюдаю ли я рамадан. Получив отрицательный ответ, кивнул и больше мы не вели разговоров на тему религии.

Я проведу лишь две недели в этой тюрьме и за это время увижу, как люди становятся параноиками, подозревая любого и каждого, кто оказывается рядом и не соответствует каким-то, одному ему известным, понятиям обычного зэка.