Поляки тоже встревожились. Ничто из того, что им говорили британцы и французы в ходе многочисленных обсуждений, не подготовило их к такой ужасающей пассивности. Даже тогда, в те первые дни войны, они еще не осознали, что это была продуманная политика, а не просто «пробуксовка» военной машины. Первый намек появился, когда французский посол в Варшаве Леон Ноэль посетил премьер-министра полковника Бека, уже после того, как немецкое наступление продолжалось более двенадцати часов, чтобы сообщить ему о попытках Муссолини созвать конференцию для мирного урегулирования польского вопроса. Бек ответил, что в результате неспровоцированного нападения Польша находится в разгаре полномасштабной войны. «Это уже вопрос не обсуждения на конференции, а сопротивления нападению объединенными действиями Польши и ее союзников». Бек добавил, что с утра идут непрерывные воздушные налеты и имеются жертвы.
Польский посол в Лондоне направился на Даунинг-стрит, 10, где встретился с министром иностранных дел. Он более подробно информировал Галифакса о немецком нападении и спросил, выполнит ли Британия обещание Польше. Галифакс вспоминает, что заявил послу следующее: «Если факты таковы, как изложены, не сомневаюсь, что у нас не будет никаких трудностей для решения о немедленном вступлении в силу наших гарантий». Все еще не было никаких признаков уклонения от обязательств, никаких указаний на то, что премьер-министр мыслит о длительной войне, которая приведет не так к победе союзников, как к окончательному коллапсу Германии от внутреннего напряжения[31]. Не было и намека на выводы, к которым пришла британская военная верхушка: Британия будет не в состоянии оказать реальную военную помощь Польше. Ее сухопутные силы и авиация не смогут активно действовать еще три года, а военно-морской флот слишком дорог и уязвим, чтобы его преждевременно подвергать опасности. Почти то же было и в Париже.
Ничего не было сказано о такой косвенной и запоздалой помощи, исходя из британских гарантий, во французских обсуждениях, или в пакте о взаимной помощи, подписанном 25 августа, то есть менее чем неделей ранее. Хотя в последнем в категорической форме заявлялось, что в случае агрессии со стороны европейской державы (под этим подразумевалась Германия) «другая Договаривающаяся сторона немедленно окажет Договаривающейся стороне, вовлеченной в боевые действия, всю поддержку и помощь, которая в ее власти». Это был первый параграф пакта. Эта же мысль подчеркивалась в параграфе пятом, где заявлялось, что такая взаимопомощь и поддержка будут оказаны, и «
