Хотя версия истории Чеха и Леха, сообщенная Гаеком, стала исключительно влиятельной в последующей чешской историографии, сохранив свой авторитет до конца XVIII в., она не была уникальной. Пусть и с меньшей степенью детализации, но также необычайно подробными и стремившимися к хронологической точности, последовательности и логичности изложения были и другие раннемодерные версии истории хорватских княжичей. При этом между авторами неизбежно возникали расхождения по важным вопросам: причины исхода братьев из Хорватии, маршрут исхода, датировка и др. Если некоторые из этих вопросов разрешались в угоду общей логике и здравому смыслу, то другие требовали углубленного исследования с привлечением античных или византийских источников, многие из которых были открыты или заново прочтены именно в эпоху Ренессанса.
Попытки совместить легенду о Чехе, Лехе и Русе с информацией данных источников о переселениях народов имели своим результатом распространение датировок деятельности братьев в хронологических пределах VI–VII вв. Наиболее влиятельными из них стали датировки переселения братьев из Хорватии 550 г., впервые предложенная Бернардом Ваповским, и 644 г., впервые фигурирующая в труде Гаека. Позднее с ними стала конкурировать датировка события 278 г., предложенная пражским ученым Петром Кодициллусом (1533–1589) и получившая известность благодаря «Историческому календарю» чешского гуманиста Даниэля Адама из Велеславина (1590 г.). Главным основанием для такой датировки послужило отождествление убитого Чехом знатного человека (о чем сообщала еще хроника Пулкавы) с римским наместником Иллирика Авреолом, провозглашенным в 262 г. императором, а самого Чеха — с восставшим против него главой иллирийской знати. Особняком стояла датировка деятельности Чеха и Леха I в. н. э., предложенная польским историком Павлом Пясецким в труде «Хроника деяний в Европе» (1645 г.): считая орлов на польском и чешском гербах заимствованными у римлян, Пясецкий полагает Чеха и Леха союзниками германского вождя Арминия, разгромившего римлян в знаменитом сражении в Тевтобургском лесу в 9 г. н. э.[282]
Протонациональный дискурс XVI в. открыл дорогу для появления в следующем столетии сложного культурного явления, получившего в историографии название барочного славизма[283]. Его характерными чертами были подчеркивание славянского единства, глорификация славян как великого и древнего народа, интерес к славянской культурной специфике, прежде всего к языку, и подчас гипертрофированный интерес к разного рода славянским древностям, прежде всего этногенетическим легендам. Неудивительно поэтому, что в трудах многих славянских авторов эпохи барокко, чье историографическое творчество вписывается современными исследователями в понятие барочного славизма, тема Чеха, Леха и Руса нашла весьма яркое выражение.
