Сбитая и подхваченная волною, попадаю внутрь вагона, в жёсткие объятия жёсткого мужчины, в эпицентр гнилозубо-чесночно-перегарного облака – и едва не теряю сознание от отвращения.
– мля, мля, мля, – шепчу, отворачиваясь.
– пропустите, пропустите, пропустите, – твержу, прорываясь к выходу.
каменею
холодею
бойцом сумо расталкиваю людей
борюсь с крепкими течениями мясной пучины, наваливающейся, словно колоссальный пресс
прислоняюсь к двери, проштампованной белой краской: «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ»
молюсь на остановку
на платформу
на рухнувшую плотину
Вываливаюсь из вагона громоздким кулём, прилипаю к мраморной стене и скатываюсь по ней, точно одутловатый слизняк.
Поглощая ртом спёртый воздух, до режущей боли смыкаю веки.
Воображаю себя плоской, блёклой, истончившейся.
Тенью. Эхом. Наброском.
Отсчитываю минуты и поезда.
Через час ли, через год ли – осмеливаюсь разлепить левый глаз: мир уже не кажется таким выпуклым, таким настоящим.
Поднимаясь по лестнице, ведущей в кабинет, ширяюсь колой.
Начальница, увидев красную жестяную банку, уверяет, что кола – сущее зло. Лучше бы водичку минеральную купила. Или компот ягодный из дому взяла. Или отвар шиповника. И нечего нос воротить. И нечего над гастритом, эрозиями и язвами потешаться. Всему-то меня, бестолковую, учить нужно.
Не сумев сдержать отрыжку, заявляю, что зло выглядит совсем иначе.
Ну совсем иначе.
…почитай руководителя твоего и начальницу твою, чтобы продлились дни твои в учреждении…
Форменное же зло – весом в тонну. Возрастом – в век. Стоимостью – в труху.
Какой шкаф ни отопри – бумажный гнёт так и валится на случайную макушку: папки, отчего-то не обработанные архивариусом. листки с первобытной статистикой и анализом. коробки, доверху забитые разваливающимися бланками строгой отчётности периода шестидесятых-семидесятых. пакеты с древними партийными анкетами, спрятанными подальше, с глаз долой, и благополучно позабытыми, выстреливающими в самый неподходящий момент.
Например – сегодня.
– Вот шесть ящиков архивных материалов, – вздыхает и стенает над штабелями начальница. – Надобно их куда-то пристроить на время. Куда?
Делаю сочные потягушки. Приковываю грозный акулий взгляд: фи, как вульгарно. фи, как естественно. ну и манеры у Вас, девушка.
– Какие идеи? – не успокаивается командир макулатурных войск.
– Сжечь, – предлагаю я, похрустывая костяшками, как сушками. – Развести большой костёр во славу руководства. Девочку из отдела – повалить на алтарь и принести в жертву.
