Янн умолк, будто каждое произнесенное слово драло ему горло и теперь у него в глотке пересохло. Танаэ оставила на столе графин с лимонадом, и он налил себе стакан. Мне пить не хотелось.
— А остальные?
Капитан покачал головой так же медленно, как качались ветки бугенвиллей вокруг террасы. Цветы будто горевали вместе с нами, осушая маленькие желтые глазки розовыми платочками лепестков.
— Пусть все сидят в своих комнатах. Двери обязательно оставлять открытыми. И никто без сопровождения не покидает пансион.
— Даже я?
— Особенно ты!
— Так ты позвонил в полицию?
Янн долю секунды помедлил со стаканом в руке, льдинки в лимонаде стукались, звеня.
— Да.
Я дождалась, чтобы плавучие льды в стакане остановились, и после короткой паузы прибавила:
— Надеюсь, полицейские быстро приедут, потому что твоя жена — следующая по списку!
На этот раз жандарм едва не выплеснул половину своего лимонада на телефон и ноутбук.
— Фарейн? Следующая? Что за список?
Я должна была высказать все, пусть даже Янн решил бы, что я спятила.
— Подумай сам! Вчера днем на пляже в Атуоне нашли под камешком рассказ Мартины, до того, как умру, мне хотелось бы, что-то вроде завещания, а через несколько часов ее убили! Танаэ сказала мне, что под камешком в комнате Титины нашли завещание твоей жены.
Янн поставил лимонад на стол, не мог держать стакан, боялся опрокинуть. Помедлив, вытащил из кармана листок бумаги, протянул мне.
Рассказ Фарейн Мёрсен
До того, как умру, мне хотелось бы…
Я молча прочитала.
Фарейн-майорша ни разу в этом завещании не упомянула имени Янна, она говорила только о том, чтобы перемотать пленку, прожить вторую жизнь, с мужем. С другим мужем? С которым ей хотелось бы создать семью. Родить ребенка. Много детей. С которым у нее пропало бы желание торчать шестьдесят часов в неделю в комиссариате полиции пятнадцатого округа. Чтобы ей хотелось возвращаться домой, смеяться, путешествовать, любить. Мужа, который не был бы всего-навсего капитаном жандармерии?
Я понимала, что у моего капитана в голове все смешалось, и этот рассказ-завещание его жены, и Эната на гальке, и воткнутая в горло Мартины игла татуировщика…
В уголках глаз у него блестели слезы. С ума сойти, до чего он трогательный, мой капитан! Я протянула ему мокрую тряпку, которой вытирала лицо. От нее пахло манго, кокосом и куриным пометом. Янн машинально промокнул глаза. Я постаралась как могла разрядить обстановку.
— Для жандарма ты очень сентиментален.
Янн ничего не ответил, только улыбнулся.
