Луч фонаря освещает невероятные барельефы, украшающие дом. Пять панно из секвойи с изображениями голых островитянок среди цветочных джунглей, населенных собаками и змеями.
— Влюбляйтесь, и будете счастливы, — декламирует Мари-Амбр, читая вырезанные на дереве слова. — Будьте загадочными! Поль все понимал, правда, милая моя?
Мари-Амбр поворачивает фонарь и направляет его на Элоизу, которая испуганно моргает, будто кролик, попавший в свет фар. Она робко согласилась пойти с нами в деревню, а потом выпить капельку рома, разбавленного полным стаканом сока «ананас-маракуйя».
— Поль — он ведь твой любимчик, да? — не унимается Амбр. — Ну и тип! Ты так не считаешь? Будьте счастливы и влюбитесь… Надо же было назвать свой дом «Домом наслаждений»! И разгуливать по деревне с тростью в виде пениса.
— Мне нравится… мне больше нравится его живопись, — лепечет Элоиза, а мне становится неловко.
Мари-Амбр пьет темный ром из горла и говорит слишком громко.
— Зеленые лошади, красные собаки… Он-то уж точно не сок маракуйи пил, твой художник. И был помешан на полуголых девчонках. Он ради этого здесь и поселился. Чтобы красоток писать, и не только писать. Девчонки, ровесницы Маймы!
Я прихлопываю у себя на руке особенно наглого москита. Глаза у Элоизы полны слез. Мне показалось, что она сейчас ответит на провокацию, но она молчит.
Я чувствую раздражение и жалость, думаю, не вмешаться ли. Мои пальцы нервно теребят красные зерна ожерелья. Я читала про Гогена. Он поселился на острове в 1900 году, в те времена, когда духовенство и Республика объединились ради того, чтобы уничтожить культурное наследие Маркизских островов и обратить в рабство их население. Теперь это все известно. Гогена выставляли пьяницей и извращенцем, потому что он в одиночку восстал против государства и церкви, защищая островитян и то, что оставалось от их культуры.
Мари-Амбр, шатаясь, отходит на несколько метров. В конце концов она свалится в колодец Гогена, он где-то здесь, в саду. Фарейн забеспокоилась. Она тоже выпила всего лишь банку пива и теперь снова чувствует себя командиршей.
— По-моему, нам пора идти спать.
Поглядев на меня, на двух других, тоном генеральши, назначающей в наряд, распоряжается:
— Клем, Титина, поможете Мари-Амбр добраться до дома?
* * *
Почти полночь.
Я как попало кидаю на стул одежду, но москитную сетку вокруг кровати расправляю с маниакальной тщательностью.
Ненавижу спать одетой и ненавижу этих тварей, зато они меня обожают. Я оставляю в бунгало только маленький ночничок — на случай, если где-то затаилась и весь день прождала меня парочка насекомых.
