Значит, он услышал. Да и разве могло быть иначе? Иногда мне казалось, что Асмодей слышит меня даже тогда, когда я ничего не говорю.
А потом он поцеловал меня, и все дурные мысли были стерты его мягкими губами, что дарили наслаждение и заставляли сразу же хотеть большего. На парковке мы были одни, потому что уже даже немного опаздывали. Лемех сразу же скрылся в ресторане, стоило Асмодею только заглушить двигатель. И сдается мне, что спешил он так не из-за обиды, а стремясь поскорее увидеть именинницу. Как бы там ни было, но я могла себе позволить на время отдаться во власть поцелуя. Правда, очень короткое время.
— И долго вы еще будете тут целоваться? — донесся до нас сварливый, но веселый, голос Марины.
Асмодей нехотя выпустил мои губы и ослабил объятья. Марина выглядывала из распахнутой двери и активно зазывала нас.
— Все уже в сборе, ждем только вас, — кричала она и махала рукой. — А они тут целуются!..
Ресторан был двухэтажным и похожим на терем, как снаружи, так и изнутри. Состоял он из нескольких залов, совершенно изолированных друг от друга. И назывались они по типу отделки: мраморный, малахитовый, деревянный… Вот малахитовый, на втором этаже и самый маленький Марина и сняла для празднования своего Дня рождения.
Асмодей выглядел таким спокойным, даже величественным, пока мы оставляли верхнюю одежду в гардеробе. Я же трусила так сильно, что едва справилась с единственной пуговицей на манто, да и то с помощью демона. Ноги плохо слушались, пока сжимая руку Асмодея я поднималась по лестнице и входила в зал, украшенный разноцветными шарами и серпантином, с длинным столом, за которым сидели уже все гости. И конечно же, все как один повернули головы в нашу сторону.
— Идите сюда! — заголосила Марина, вскакивая со своего места во главе стола и указывая на два пустующих стула по правую руку от нее. Рядом с ней, с этой же стороны, конечно же, сидел Лемех. Кто бы сомневался, что горгулью именинница усадит рядом с собой.
Марина решила гульнуть с шиком. Она пригласила всех сотрудников фирмы, да еще и со своими половинками, у кого они были. Когда я посочувствовала ей, что празднование влетит в копеечку, она гордо заявила, что второй четвертак разменивают только раз в жизни. То есть, сегодня ей исполнялось двадцать пять лет, и дату эту она считала самой значительной в жизни. В общем-то, я была с ней согласна, хоть пока еще и не доросла до этого возраста. Но думала я так же, как она, что двадцать пять лет — это своеобразный рубеж между молодостью и зрелостью.
