Моруроа, любовь моя | страница 24



Полковник Орселли решил в назидание другим заточить Пуванаа в смахивающую на средневековый каземат тюрьму, не сомневаясь, что тем самым быстро заставит его образумиться. (Под каким предлогом состоялся преет, по сей день неизвестно.) Однако, выйдя на свободу, Пуванаа повел себя еще более строптиво, а потому его поместили в еще более страшный застенок — сумасшедший дом. Когда и это не помогло, его отправили на родной остров, Хуахине, расположенный приблизительно в ста морских милях к северо-западу от Таити, в сопровождении французского жандарма, коему предписали не спускать с него глаз. Тем не менее Пуванаа а Оопа вскоре перебрался на лодке на другой остров, где не было никаких жандармов, а оттуда приплыл на шхуне обратно в Папеэте. К этому времени война уже подходила к концу, и полковника Орселли сменил на посту губернатора гражданский чиновник, который считал верхом глупости стремиться к тому, чтобы любой ценой сделать Пуванаа мучеником и народным героем.

3. ПОЛИНЕЗИЮ — ПОЛИНЕЗИИЦАМ!

Пока на островах под патриотическими лозунгами преследовали людей, триста полинезийцев, которым удалось вступить в отряды «Свободной Франции», сражались с отвагой, граничившей с безрассудством, сперва в Северной Африке, затем в Италии и, наконец, во Франции. Когда в мае 1945 года наступил славный день победы, каждый третий из них был мертв и погребен в чужой земле. Уцелевшим пришлось ждать еще год, прежде чем власти отыскали старую ржавую посудину, машины которой были еще в состоянии дотащить ее до далекого Таити. Естественно, на родине этих подлинных героев приветствовали речами, криками «ура» и цветами.

Все это было им приятно, однако они — подумать только! — в отличие от тех, кто поколением раньше воевал за Францию на фронтах первой мировой войны, отнюдь не довольствовались красивыми церемониями. Им бы по разработанному сценарию смирнехонько вернуться к своим хижинам, банановым плантациям и рыболовным снастям, они же задумались: неужели это вся награда за то, что они рисковали жизнью во имя демократии и мира? Почему бы, скажем, тем, кто оставался на Таити и наслаждался жизнью, немного не потесниться и не освободить местечко для участников войны? Увы, куда бы они ни обращались, всюду за конторками и прилавками сидели французы и китайцы, которые недоуменно качали головой. Некоторые более активные ветераны с горечью заявляли, что во Франции и чувство благодарности выражалось более щедро, и само общество устроено куда более демократически. Однако де Голля никто не порицал по той простой причине, что в январе 1946 года он оставил пост премьер-министра.