Морозов молча запустил руку ей за шиворот и сорвал микрофон. Встал и растоптал его ботинком. Галя вцепилась в край стола, понимая, что с этой секунды не должна ждать ничего хорошего. Слабость завладела телом, и она отчетливо осознавала, что в таком состоянии не сможет сопротивляться, защищать себя. И где-то там, на заброшенной стройке, аппаратура больше не фиксировала каждое слово, сказанное в этом доме. Микрофон умер, а вскоре и она последует за ним.
— Я думал, мы с тобой одно целое… — медленно проговорил Морозов, скользя по Гале задумчивым взглядом.
Сейчас его глаза казались ей вполне осмысленными, и он четко осознавал, кто именно перед ним находится. Но длилось это не долго — почти сразу же взгляд его заволокло туманом бессмысленности, как Галя его про себя назвала.
— Глеб, подожди… — сделала Галя попытку отвлечь его, заболтать. Но он не позволил.
— Помолчи, пожалуйста, — прижал он ладонь к ее щеке и сразу же она соскользнула на шею. — Как же ты красива!.. — захватил он прядь ее волос и накрутил на палец. — Нежна и утончена, почти как она… — запустил он руку в ее волосы на затылке.
Боль прострелила резкая, когда Морозов сжал ее волосы в кулак и заставил закинуть голову, посмотреть на него. Слезы выступили на глазах от этой боли, и Галя закусила губу, лишь бы не дать им пролиться. И как же ей было страшно — в этом доме и наедине с маньяком. В том, что Морозов именно такой, сейчас она не сомневалась. Но сожалеть о содеянном было поздно, как и ругать себя за глупость.
— Глеб, пусти, мне больно, — попросила Галя, стараясь, чтобы не дрожал голос.
Он немного ослабил хватку, и боль отступила. Но волос ее Морозов не выпустил, и она все еще была вынуждена смотреть на него.
— Сейчас ведь нас никто не слышит, — дрогнули его губы в улыбке, но глаза оставались пустыми и холодными. — Скажи мне, зачем ты это сделала? Почему предала меня?
Он снова потерялся в пространстве и времени. От боли и страха Галя и сама уже перестала считать себя собой. Как будто и в правду Диана встала из могилы и завладела ее телом и разумом.
— Чтобы спасти тебя от себя самого, — прошептала Галя.
— А кто тебе сказал, что меня нужно спасать, глупышка? — тихо рассмеялся он, и глаза его вдруг наполнились любовью. Настоящей, щемящей и какой-то очень болезненной. — Спасать нужно тебя, а не меня. Ведь это тебе грозит опасность…
Галя уже с трудом понимала его, как и грань между реальностью и прошлым стерлась почти окончательно. Про что он говорил? Про смерть, которая когда-то грозила Диане и в какой-то момент все-таки настигла ее? Или про то, что смертельная опасность сейчас грозит Гале?
