Диана любила свою скрипку и даже разговаривала с ней в минуты особой сентиментальности, когда никто не мог слышать. Она ухаживала за ней, балуя дорогим футляром, качественной канифолью, импортными и дорогими средствами для протирки. Но она понимала, что оживить то, что по сути является куском дерева, невозможно, что ее друг всегда будет Буратино. Понимала до недавнего времени… пока скрипка не начала оживать от прикосновения смычка к струнам.
В третий раз скрипка зазвучала самостоятельно. В третий раз из скрипача-труженика Диана превратилась в отдыхающего слушателя, наслаждающегося музыкой, им же воспроизводимой. Это было настолько непостижимо, необъяснимо логически, что выбивало Диану из равновесия, вновь наталкивая на мысль, что с ней не все в порядке. Осознавать, что играет она, было лестно, а искать объяснения — страшно.
Артур.
Вернувшись с концерта, Артур для приличия покрутился перед Людой в гостиной, где она отдыхала перед телевизором за просмотром одного из любимых сериалов. Всем своим видом он пытался показать тете, что все в порядке, чувствует он себя хорошо, что она может не волноваться. Артур понимал, что за последнюю неделю истрепал тете нервы своим поведением. Из гостиной он направился в свою комнату, хотя больше всего ему хотелось закрыться в мастерской и не выходить оттуда, пока не запечатлеет события вечера на холсте.
Несмотря на острое желание, больше похожее на исступление, Артур заставил себя не выходить из комнаты в течение всего вечера. Он побороздил просторы Интернета, чего не делал уже сравнительно давно, пообщался с единомышленниками на сайте «Мир живописи», где зарегистрировался несколько лет назад. Около полуночи отправился в постель.
Дело в том, что Артур хотел запечатлеть увиденное с фотографической точностью, с помощью игры света и тени создать неповторимую световоздушную атмосферу.
По манере письма и выбранному направлению Артур относил себя к портретистам — самой распространенной группе в художественной среде. В душе, в мечтах, он стремился к импрессионизму — узкому направлению реализма, с его «брызгами» цвета, способными отразить эмоциональное настроение. И неважно пейзажное ли искусство, различные абстракции или жанровые картины… Его желание творить в цвете было подобно мечте о свободе получившего пожизненное заключение.
О стремительном вихре цветовых решений Артур знал только из книг. Он страдал от невозможности даже представить, как это выглядит в действительности. В его голове сложилась расплывчатая модель импрессионизма, как чего-то прекрасного и недосягаемого, настоящего искусства безупречного вкуса. Глядя на картины Моне, Ренуара… Артур видел лишь промежуточные оттенки серого, контраст светлого и темного, четкую передачу формы. Он не мог различать локальный цвет и цвет, приобретаемый под воздействием освещения, подрагивающие переливающиеся мазки, как различали другие приверженцы импрессионизма. Разглядывая известные полотна, Артур не улавливал посыла, заключенного в плоском куске холста.
