— Например, баркаролу. На мой взгляд, это замечательная вещица, и исполняешь ее ты блестяще.
Диана совершенно забыла о песне венецианских гондольеров, пришедшей из эпохи романтизма. Она любила эту мелодию и часто играла ее. Стиль баркаролы присутствовал в творчестве многих любимых Дианой композиторов: Шопена, Мендельсона, Чайковского, Рахманинова… Она любила песни Шуберта в форме баркаролы, оперы Оффенбаха, Россини, Вебера, Римского-Корсакова…
— На чем же мне остановиться? — Диана не заметила, как высказала вслух окончание своих мыслей.
— Не мудрствуй лукаво, милая, — Мона достала из кармана спички и подожгла кучу сухой листвы. — Присаживайся, — пригласила она Диану, похлопав рукой по скамейке рядом с собой. — Почему бы тебе не исполнить Чайковского?
— Из цикла «Времена года»? — задумалась Диана, кутаясь в пальто.
— Именно! Его баркарола такая лирическая, с оттенком меланхолии или мечтательности, — Мона подковырнула палкой листья, которые отказывались разгораться, только сильно дымились. — М-да… Не получится у нас погреться у костерка. Видно, слишком сырые, не будут гореть. Я вообще считаю, что Чайковский тебе особенно удается.
— Да, ничего мне не удается! — Диана в раздражении махнула рукой. — Вот и профессор так считает и всегда говорит об этом. А сегодня… Что с ним случилось? Он не то, что ругать не стал, а как будто не поверил, что я играла, как всегда. Решил, что я намеренно сыграла хуже. Эх, мне бы таланта, да побольше…
— Диана! — нахмурилась Мона, и в голосе ее появилась сталь. — Сколько раз тебе говорить, что таким образом ты сама себя программируешь на неудачи? Нельзя так говорить! Вселенная, ведь, она материальна. Она впитывает информацию, идущую из наших слов, а потом отражает ее на нас же. Называя себя неудачницей, ты направляешь во вселенную заранее запрограммированную на неудачу информацию о себе. Чему же ты удивляешься, когда у тебя ничего не получается? Я ведь рассказывала тебе о мантрах?
— Не помню, — упрямилась Диана.
Конечно, бабушка рассказывала ей о мантрах — своеобразных жизненных установках, которые нужно составлять для себя и все время повторять, настраивая таким образом общение со вселенной на положительной волне. Только, Диана этого не делала. То ли не верила во все это, то ли просто ленилась заниматься аутотренингом, только про мантры она даже не вспоминала.
— И непременно нужно говорить в настоящем времени, так как вселенная не воспринимает будущего… — продолжала Мона нравоучения, как мысленно называла ее монологи Диана. — Ты должна говорить «у меня все получается, я успешная, талантливая…» и так далее. Поняла? Не «получится», а «уже получается», не «я стану успешной», а «я уже успешная»… Почему, по-твоему, я так хорошо себя чувствую? — Мона, не убирая учительскую суровость с лица и не разглаживая двойную складку меж сдвинутых бровей, посмотрела на внучку. — Потому что я все время говорю об этом вселенной, и она делает так, как мне нужно. Короче, ты поняла меня. И… ты обманываешь, когда говоришь, что не помнишь, говорила ли я тебе об этом, — улыбнулась Мона, убрав, наконец, с лица ненавистную Диане складку. — Я уже много раз говорила тебе об этом, признайся честно.
