— Я сегодня как раз собирался к тебе наведаться. Где же ты пропадал так долго, мальчик мой?
Внешне Семен Исаакович выглядел, как типичный представитель своей национальности. Невысокий, сухонький и сутуловатый, обладатель совершенно седой кудрявой шевелюры. Глаза, слегка навыкате, близоруко щурились (очками он пользовался только в случае крайней необходимости, когда не мог без них обойтись). Солидный нос тоже не оставлял сомнений в национальной принадлежности хозяина и являлся предметом особой его гордости. Семен Исаакович утверждал, что именно нос позволяет ему улавливать настоящие таланты в живописи и получать удовольствие от хорошего вина. Как были связаны между собой эти две вещи, и каким образом художника можно «унюхать», Артур не знал и подразумевал, что никогда не узнает. Но старика любил и уважал, как надежного друга и профессионала.
— Целую неделю провалялся с простудой. Люда только вчера разрешила выйти из дома, — ответил Артур, пожимая маленькую жилистую руку с крючковатыми неспокойными пальцами.
— Ох, Людочка, дай бог ей здоровья… Хорошо за тобой смотрит. Пойдем, мальчик мой, пойдем в кабинет, — он запер дверь и повернул табличку с надписью «закрыто-открыто» стороной «закрыто» к улице. — В такую погоду вряд ли кто заглянет, а нам нужно побалакать о деле…
Кабинетом Семен Исаакович называл маленькую каморку без окон, где кроме стола, стула и сейфа больше ничего не было, да и места свободного оставалось не так уж и много. Он усадил Артура на единственный стул, а сам открыл сейф и какое-то время там копошился.
— Перво-наперво отдам тебе причитающиеся денежки, а потом посмотрим, что ты мне принес, — голос звучал приглушенно, Семен Исаакович умудрился забраться в сейф с головой. Как только что-то видел там в темноте? Но вынырнул из сейфа довольный с внушительной пачкой денег в руке. — Вот, мальчик мой, твой гонорар. Тут за три картины. Как видишь, ты пользуешься успехом.
Артур поспешно убрал деньги в карман куртки. Он всегда немного стеснялся, когда Семен Исаакович расплачивался с ним за проданные картины, как будто это могло помешать их дружбе.
— Можешь не пересчитывать, — поздновато спохватился Семен Исаакович. — Я их уже дня три как отложил и пересчитал.
Артур и не собирался этого делать. О кристальной честности пожилого еврея было известно половине города. Его щепетильность иногда доходила до абсурда — он мог заявиться к покупателю, которому неправильно сдал сдачу, домой, чтобы отдать недостающие копейки.
