Вокруг «Чрева Парижа» возникла своеобразная ночная жизнь. Помню как я попал сюда впервые. Это было в три часа утра. Как раз самое оживленное время. В десятках маленьких бистро, кафе, барах, окружающих район рынка, кипела жизнь. Днем она затихала. А вот в знаменитых «У поросячьей ножки», «Эльзасской таверне» или в «Собаке, которая курит» было оживленно всегда, эти харчевни не закрывались круглые сутки.
Я зашел в «Поросячью ножку». Внизу тесный, прокуренный зал с длинной стойкой. Шум, гам, музыка, песни, кто-то пытается танцевать, кто-то просто устоять на ногах…
С трудом протолкавшись сквозь толпу, поднимаюсь по узкой крутой лестнице наверх. Там два-три зала, где стоят деревянные грубые столы и стулья. Народу поменьше. Вам подают знаменитый луковый суп в грубых побитых чашках. Луковый суп сделан из сыра, и между подносимой ко рту ложкой и чашкой протягивается длинная, все утончающаяся нить. Подают жаренные в собственном зеленом соку улитки на специальной сковородке с ячейками для каждой улитки; подают фирменное блюдо — поросячьи ножки. Несут бутылки с белым вином. Посуда нарочито грубая, бедная, скатертей нет. Цепы в этом ресторане вдвое выше, чем в любом другом. Но лишь на втором этаже. А внизу недорого. Внизу собирается простой люд: грузчики, рабочие, торговцы и торговки с рынка, шоферы такси и грузовиков.
На второй же этаж поднимаются мужчины во фраках, женщины в вечерних туалетах, молодожены, актрисы, приехавшие после спектакля, богатые туристы, заканчивающие вечер гуляки-миллионеры.
Вдруг гарсон в эльзасской национальной одежде хватает богатую посетительницу и увлекает ее в вальсе. Женщина пугливо озирается. Но все в восторге, все аплодируют — экзотика! А какой-то дряхлый жуир с моноклем пытается танцевать с одной из краснощеких официанток. Куда там! Через минуту он, держась за сердце и тяжело дыша, валится на стул.
Пронырливый фотограф без конца сверкает блицем и через несколько минут предлагает посетителям великолепно сделанную цветную фотографию…
Харчевни открыты и теперь. Но исчезло главное. Исчезли горы овощей и рыбы, не увидишь здоровых грузчиков, громогласных продавщиц, красоток-цветочниц, не слышны крики продавцов и рев огромных грузовиков. «Чрево Парижа» перестало существовать. Вернее, оно переехало.
Невдалеке от аэродрома Орли, в местечке Рэнжис, на бывшем пустыре воздвигнут целый город из стекла и бетона — новый парижский рынок площадью 204 гектара, со своими подъездными путями, железной дорогой, холодильными установками и складскими помещениями, занимающими площадь 430 тысяч квадрат-пых метров. Рынок оборудован по последнему слову техники. Открылись рестораны и кафе, по уже современного типа.
