После первой мировой войны на смену немецким колонизаторам пришли бельгийские «опекуны». Кигали стал центром колониальной провинции. После этого на его рынке быстро исчезла слоновая кость: слоны были истреблены; пропали накидки из шкур леопарда — непременный наряд воинов-тутси; стали редкостью инкангара — неповторимые по своей красоте и тонкости работы плетеные изделия из соломки папируса: крохотные коробочки, бочонки для хранения украшений и огромные сосуды для муки. У руандийских женщин не было времени полировать каждую соломинку, выбирать из тысяч сотню одного золотистого оттенка, сплетать их в сложном рисунке, изобретать никогда не повторяющие одна другую формы. Ведь им надо было вырастить на своем крохотном поле кукурузу, сорго, батат, бананы и продать их на рынке в Кигали. Вырученные же деньги отдавали властям. Неуплата налога в лучшем случае каралась тюрьмой. Нередко неплательщиков сажали в пустые бочки из-под мазута, которые ставили затем на тлеющие уголья. Таков был более современный способ «приобщения туземцев к денежным отношениям».
Людским муравейником шумит и копошится рынок Кигали. Теперь уже никто не отнимает у свободного руандийского крестьянина его урожай и не сажает его в раскаленную бочку. Рынок, особенно столичный, — это своеобразное зеркало экономики всей страны.
На деревянных рамах развешаны отрезы пестрого ситца и дешевой одежды. Ее шьют на улице, расположенной чуть повыше. Портняжеством занимаются исключительно мужчины. Рядом с их «мастерскими», прямо на земле, — разноцветные пластмассовые чашки и тарелки, крохотные зеркальца, осьмушки мыла, горстки сигарет, гребенки, бусы, медные браслеты. Лежат горки арахиса по десять — двенадцать орешков, початки кукурузы, которые продают, разделив на две три части, и бананы, бананы, бананы. Их почти никто не покупает, и они гниют, наполняя воздух вокруг рынка тошнотворным кисловатым запахом.
Тут же, под открытым небом, на разложенных на земле банановых листьях и потертых циновках разместились африканские пивные. В огромных, не меньше метра высотой, пузатых горшках икибинди пенится банановое пиво уругуагу. Тот, кто хочет отведать этот напиток, покупает по соседству полый стебель тростника, опускает его в горшок и, стоя, потягивает пиво. Цена этого удовольствия — всего лишь несколько мелких монет, но, очевидно, даже такая плата рассчитана на максимальное удовлетворение потребностей. Местные пиводуи надолго засовывают свои трубки в горшок, затем удаляются в скрытую от глаз публики канаву и вновь появляются у икибинди, не вызывая при этом никаких нареканий владельца «пивной».
