Полный таких вот невысказанных восторгов, я вбежал в свой уютный номер — три шага туда, три — обратно, вышел на балкон, вздохнул полной грудью. И закашлялся. Принюхался, огляделся — и все тотчас понял: внизу под балконом лежала красивая вытяжная решетка гостиничного ресторана и под ней жарились шашлыки.
Закрыв поплотнее балконную дверь, я решил, не откладывая, записать свои впечатления. И… не нашел стола. Поблескивали на полке чисто вымытые пиалы и чайники, лежала на подоконнике настольная лампа, а стола не было.
— Столы в гостиницах аннулируются, — голосом уставшей учительницы разъяснила дежурная. — Это не модно.
Мне стало нехорошо. А ну как непостоянная мода отвернется, к примеру, от умывальников или еще от чего?!
— Как же работать?
— Работать надо на работе. — Дежурная догадливо улыбнулась. — А насчет отдыха — предусмотрено. Там у стенки доска откидывается. Очень даже культурно.
Я вернулся в номер, нашел эту доску, которая откидывалась, попробовал использовать ее вместо письменного стола. Но ничего не получилось: доска была на уровне моих колен.
И вдруг в комнате кто-то громко чихнул. Я вздрогнул и заглянул под кровать.
— Кто это?
— Это я, — сказал недовольный голос. — Ваш сосед за стеной…
Не выдержав такого обилия «сюрпризов», я отправился в старую гостиницу и выпросил номер со столом и шкафом, с окнами, выходящими на крутой холм, оставшийся от какого-то древнего поселения. Здесь была первозданная тишь. Над темной глыбой холма висела луна, и, как в известном стихотворении, казалась она мне поистине «огромней в сто раз…».
Утром проснулся от того, что кто-то дергал кровать. Сумеречный свет пробивался сквозь плотные шторы. Лампа на потолке раскачивалась и позванивала. И медленно, со стоном, раскрывались обе створки платяного шкафа. В первый момент меня испугали именно эти створки. Вскочив с холодной спазмой в груди, вдруг понял — землетрясение. Подождал, не зная, что делать — бежать или снова ложиться спать. Решил, что второе благоразумнее. Но едва лег, как тут же вспомнил, что это именно здесь четверть века назад случилась одна из самых страшных сейсмических катастроф, когда в один миг рухнул весь город. А вспомнив, уже не мог ни спать, ни думать о чем-либо другом.
В тот день, где бы я ни был, только и слышал что о землетрясении, нет, не об этом, утреннем (подумаешь — четыре балла!!), о том, ночном, что самой памятной вехой пролегло через жизнь ашхабадцев.
— Помню грохот, как из пушки, и вижу: стены расходятся… — рассказывали люди.
