Вернувшись из своей недолгой поездки по пустыне, четверо друзей сразу же стали собираться в новую дорогу. Теперь Караш Николаевич не позволял себя уговаривать, настаивал на том, чтобы любители прогулок на ишаках умерили свою жажду экзотики, чтобы было взято все необходимое, о чем подсказывал ему опыт жителя пустыни.
Но началась Великая Отечественная война. Думали, что теперь правительству будет не до будущего, что и средства и силы отнимет борьба за настоящее. И ошиблись. Высокие инстанции рассудили, что война — дело временное, а канал — на века. Экспедиция состоялась.
Группы исследователей ушли в пески, как утонули: месяцами не знали, что творится на фронте. Было холодно зимой, невыносимо жарко летом и всегда — очень голодно. Порой кто-нибудь выбирался в поселок, где было радио, приносил страшные вести о наступлении немцев, и тогда в экспедиции начинался бунт: рабочие рвались на фронт. Нужно было много усилий, чтобы внушить людям, что здесь они тоже нужны, что преодолеть трудности и есть их победа на сегодняшний день. А трудностей хватало. Не раз люди падали у буровых станков от голода или теплового удара, как сраженные в бою. На- что уж опытен и вынослив был Иомудский, но и он однажды не на шутку испугался за себя, когда после нескольких безводных дней, добравшись до озера, вдруг всерьез начал думать о том, что ему этого озера не хватит напиться…
Они прошли пешком трассу первой очереди канала трижды: туда, обратно и еще раз туда — всего 1200 километров, половина из которых приходилась на сыпучие барханы. Другие группы экспедиции делали топографическую съемку, намечали места гидротехнических сооружений. Иомудский изучал грунты, брал на заметку каждый колодец, каждое место, где в недрах могли оказаться водоносные слои.
Он возвращался из этой экспедиции в начале сорок третьего года износившимся до того, что люди в поезде, идущем в Ашхабад, сторонились его, принимая за опасного бродягу. А он сам сторонился людей, потому что вез драгоценность, которой не было цены, — намеченную трассу Каракумского канала…
Еще не раз после того ходили в пески экспедиции, проверяли и перепроверяли первые результаты, уточняли и дорабатывали трассу. Ошибки в этом деле быть не могло, ошибка скомпрометировала бы саму идею — возможность переброски через сыпучие пески огромных масс воды.
И вот однажды зимним утром 1954 года двадцать экскаваторов поднялись на промерзший бархан. Впереди простиралось песчаное море, и трудно было поверить, что туда, за горизонт, и еще много раз туда, за горизонт, пройдут машины и встретят гидростроителей, пробивающих трассу навстречу. Двадцать машин с поднятыми ковшами, двадцать флажков над кабинами, двадцать опытных экскаваторщиков, как сказал о них писатель Худайназаров, «прошедших огонь, воду и Волго-Дон». Все было одинаково, кроме одной символической «мелочи» — за рычагами сидели люди двадцати национальностей.
