— Эшек, — спросил я, — скажи, пожалуйста, что означает твое имя?
— Вах, лучше не спрашивай.
— Почему?
Он не сразу ответил. Катилась под колеса иссушенная белая дорога, и белая выгоревшая пустыня разворачивалась за кюветами, все такая же голая, ровная, монотонная.
— Ишак я, осел по-вашему.
— Не может быть!
— Вру, да? — рассердился он. — У нас мальчиков всегда плохо называют. Говорят, когда-то бог забирал себе мальчиков. А зачем ему Эшек или там Гуджюк какой-нибудь, щенок по-вашему, собака маленькая?
— А за девочек чего же не боятся? Я знаю одну семью: семь девочек, и у всех имена красивые.
— Поглядим, как они восьмую назовут.
— А как назовут?
— Могут — Бесдир — «хватит», значит, «надоело» или Дойдук — «насытились».
— Неужели так называют?
— Восемь девчонок — это ж с ума сойти!..
— Эшек, — сказал я, мучаясь от необходимости произносить его имя, — а ведь ты неправду говоришь. Я знаю одного парня с красивым именем — Гундогды.
— Одного, да? Еще и не так назовешь от радости, если единственный сын родился.
— А если единственный умрет? Это ж еще тяжелее.
Шофер фыркнул насмешливо, пожал плечами и ничего не ответил. Но я и так понял, что он хотел сказать: единственного сына родители не отдадут даже по личной расписке самого аллаха. Как видно, ко всем религиям люди относятся одинаково: пока бог помогает, ему молятся, как только он начинает отнимать последнее, с ним перестают считаться…
Так за разговорами мы въехали в Бахарден — большой зеленый поселок среди равнины, пестрой от верблюжьей колючки. В одном из окраинных белых домиков я разыскал начальника строительно-монтажного управления «Западгидрострой» Мезида Мезидова, пересел в его «газик». И снова помчался в пустыню, ров-кую и пыльную, похожую на степь, измученную небывалой засухой. Потом дорога запетляла среди холмов, то раскиданных хаотически, то вытянувшихся ровными цепями. Заблестели полосы воды, неподвижной и мутной, замелькали бульдозеры и экскаваторы, повисшие на краях раскопов, и огромные бетонные ступенчатые желоба забелели в котлованах, непомерно широких и глубоких.
— Это не канал, — сказал Мезидов, — это сброс для селевых вод.
Я посмотрел на невысокую стену гор, темневшую в добром десятке километров, на сухую сравнительно ровную степь и улыбнулся недоверчиво.
— Сколько воды пропустит канал?
— Сорок кубометров в секунду.
— А это русло селевого сброса?
— Триста.
— Горы-то велики ли? Откуда на них столько воды?
— Обычно сели, верно, небольшие, но раз в сто лет случаются катастрофические. Канал на века строится, и случайности должны быть предусмотрены.
