В кругу семьи он любил напоминать, что вот, мол, и прадед, и дед, и отец его были ремесленниками и тяжелым трудом едва-едва сводили концы с концами. «Ну сами посудите, какие капиталы мог накопить лудильщик медной посуды, да еще армянин — чужой человек в Кахетии. Ходил дед ваш Геворк по деревням Кахетии и Хевсуретии, таскал за плечами тяжелый мешок с инструментами и кричал: «Паять, лудить! Паять, лудить! У кого посуда дырявая — новая будет!»
По крутым тропам, под палящим солнцем, под секущим дождем, навстречу ледяному ветру с горных вершин, не зная усталости, бродил лудильщик Геворк, и глотка его пересыхала, а голос становился хриплым от призывного вопля: «Паять, лудить! Паять, лудить!» А деньги в семью приносил маленькие.
А мы со старшим братом Бегляром нанялись в пастухи и прибавляли заработанные копейки к тому, что приносил отец».
Но брат Мовсеса занялся торговлей, завел свою собственную лавку, сказав: «Образование полезно состоятельному человеку. Бедняку оно нужно, как седло козе. Ты, Мовсес, должен помогать мне». «Вот я и помогал ему, и теперь Мовсес Хитаров — богатый, уважаемый человек, и никто не посмеет назвать его малограмотным армянином. А уж что касается вас, дети мои, то вы получите самое лучшее образование, о котором ни я, ни дядя Бегляр не смели даже мечтать».
У Георгия возбужденно засверкали глаза. «Ты прав, отец! — восклицал он. — Деньги совсем неплохая штука».
А Рафик молчал. Бледный, хрупкий мальчик в серой гимназической форме. Тихий, услужливый, отзывчивый — полная противоположность Георгию. Разговоры о богатстве его совершенно не интересовали. Он куда больше гордился тем, что в роду его еще со времен Давида Строителя были мастера, имеющие дело с гулко звенящей медью.
Контора по закупке и поставке шерсти, принадлежавшая его отцу, всегда оставалась для мальчика чем-то непонятным и скучным. А деньги? Что ж, иногда они могли пригодиться и ему. Вот, например, мама дала Раффи деньги и велела пойти к портному, заплатить за костюм. Но по дороге ему встретился старый, оборванный человек и попросил подаяния, сказав, что дети его голодают. Рафаэль залился краской, вытащил все деньги, которые получил от мамы, и отдал их нищему. «Возьмите, пожалуйста, батоно», — сказал он и стремительно убежал от благодарностей и причитаний старого оборванца.
— Неужели костюм до сих пор не готов? — спросила мать.
— Не знаю, мама. По дороге к портному я встретил бедного человека и отдал ему все деньги. Ведь на них он сможет прокормить свою семью, наверное, целую неделю. А я великолепно обойдусь и старым костюмом.
