Необычно, что он был единственным консулом, в то время как прежде полагалось два консула[52], но в сентябре Цезарь покинул этот пост. Он оставался диктатором на десять лет, и сенат вновь подтвердил этот его статус. В то же время Цезарь настоял, чтобы двое из его самых верных военачальников, Гай Требоний и Гай Фабий, стали на остаток 45 г. консулами-суффектами (дополнительно избранными консулами). Диктатор не утруждал себя процедурой выборов, и вскоре люди освистали Гая Фабия, когда он вошел в театр: ему не хватало легитимности выборного магистрата. Этот случай продемонстрировал, насколько народ негодовал из-за того, что Цезарь лишил его прав в качестве избирателей.
Чаша терпения оказалась переполненной, кажется, 31 декабря 45 г. — в канун Нового года. Гай Фабий неожиданно скончался. Цезарь сделал своего старого соратника Гая Каниния Ребила консулом-суффектом до конца года, то есть менее чем на сутки. Много лет спустя историк Корнелий Тацит отметил, что в ту пору Цезарь торопился наградить отдельных людей за услуги, оказанные во время гражданской войны. Цицерон отреагировал на это назначение остротой: Канний ни разу не сомкнул глаз за всё консульство. Впрочем, то была грустная шутка со стороны консерватора — он также писал, что ему трудно сдержать слезы. Он указывал на то, что в ту пору постоянно происходило нечто подобное.
Однако всё это было только прологом. Главное событие состоялось в конце января или начале февраля 44 г., когда сенат присвоил Цезарю статус dictator in perpetuo, то есть пожизненного диктатора. В новом титуле было важно и то, что он означал на самом деле, и то, чего он не означал.
Проблема была не во власти: полномочий у Цезаря и без того имелось очень много. Никто не мог занять высокую должность без его одобрения, хотя формально он не обладал правом вето. Цезарь контролировал армию и казну и мог стать консулом, если бы захотел.
Проблема была и не в монархии: Цезарь постоянно заявлял, что он не царь. Вероятно, он и не стремился получить титул rex. Этот титул ненавидели, так что игра не стоила свеч. Но быть пожизненным диктатором фактически означало быть царем, и люди так это и восприняли. Цицерон писал вскоре после мартовских ид, что следует «провозгласить царем того, кто на деле уже был царем»[53]. Сторонник Цезаря и будущий историк Гай Азиний Поллион писал в 43 г., что любил его, но знал, что при нем Рим страдает от неограниченного правления: всё находится во власти одного человека
